Третий день турнира едва не закончился для шевалье большой печалью. Довольный своими успехами и золотым дождем, пролитым на него поверженными баронами, он не пожелал участвовать в состязании. Начиналась джостра — поединок — но Раймону лень было возиться с каким-нибудь бедным шевалье, у которого за душой ни гроша. А забрать у такого несчастного последнюю надежду — его боевого коня и воинское облачение — де ля Шатр просто не мог; так поступали только люди низкие, у кого благородства не сыщешь и светлым днем со свечой. Поэтому он решил лишний раз не рисковать, тем более что самые богатые сеньоры и бароны или выбыли из строя или решили отказаться от джостры — по той же причине, что и шевалье. Оставались лишь молодые искатели славы, и те, кто хотел свести счеты друг с другом. Но де ля Шатр не имел личных врагов. По крайней мере, он так думал. И, как оказалось, ошибался.
Его все-таки заставили выставить свой щит под Золотым деревом. Ведь де ля Шатр считался одним из лучших рыцарей Бретани, и Жан Бретонский не желал, чтобы какие-нибудь англичане или рыцари из Фландрии взяли верх над его вассалами. Пришлось подчиниться требованию маршала-распорядителя, дабы не уронить свою честь.
Раймон де ля Шатр, сидя в полном боевом облачении на табурете в тени своего шатра, с тоской молил всех богов, чтобы сегодня ему не пришлось драться. Рыцари подъезжали к Золотому дереву, ударяли копьем о щит будущего соперника, вызывая его таким образом на бой, и начиналась очередная джостра: ломались копья, трещали щиты, звенели мечи, дико ржали боевые кони, а собравшийся на турнир честной народ в восхищении от великолепного зрелища хлопал в ладоши, свистел и орал, почти не переставая, до хрипоты.
Про де ля Шатра и впрямь словно забыли. В принципе, ничего необычного в этом не было. Многие знали его силу и не рисковали пытать судьбу в схватке с таким грозным соперником. А те, кто хотел поживиться, — как и сам шевалье — выбирали себе противников побогаче и познатней; что толку с рыцаря, у которого нет ни поместья, ни богатства?
И вдруг шум на ристалище затих, словно по мановению волшебной палочки. Раймон де ля Шатр услышал звон своего щита. Этот звук он не мог спутать ни с каким другим; оружейники Толедо потрудились на совесть — крепчайшая сталь на щите звучала, словно колокол. Он поначалу даже не поверил — его вызывали на бой, и не на обычную джостру, а с применением боевого оружия! Оруженосец шевалье, юный Анри, уже подавал ему шлем, чтобы прикрепить к кирасе, а де ля Шатр всё никак не мог прийти в себя от изумления и досады — какому идиоту пришла в голову мысль вызвать его на смертельный поединок?! Такие вещи иногда случались на турнирах, но неужели Жан Бретонский допустит на своем празднике кровопролитие? Ведь вряд ли у кого могли возникнуть сомнения, что шевалье Раймон де ля Шатр простит самоуверенному наглецу его выходку.
Он сел на коня, взял копье и направился к герольдам, где как раз шло бурное совещание. Дело в том, что рыцарь, вызвавший шевалье на смертельный поединок, был одет во все черное и нес на своем щите серебряное изображение ворона и девиз «Свободен и смертоносен», что не вписывалось ни в какие каноны геральдики — никто не знал такого герба. Похоже, Черный рыцарь по какой-то причине решил скрыть свое имя. Это было его право, но герольдам неизвестный обязан был сказать, кто он и откуда. Мало того, к участию в турнире допускался только тот, чей отец, дед и прадед были людьми свободными. Герольды и напомнили Черному рыцарю турнирные правила. Тогда тот, нагнувшись с седла, что-то прошептал на ухо маршалу-распорядителю. Маршал кивнул и слегка улыбнулся — видимо, узнал рыцаря. Подняв руку, привлекая к себе внимание, он громогласно объявил:
— Этот рыцарь имеет право вызвать на бой любого! В этом я ручаюсь!
Начались переговоры насчет выбора оружия и времени поединка. Черный рыцарь был непреклонен: драться любым оружием и сколь угодно долго, пока один из противников не признает себя побежденным.
Выбрали копье и меч; «скорпион», которым хотел вооружиться Черный рыцарь, отвергли единогласно, не слушая его возражений. Что касается Раймона де ля Шатра, то ему было все равно, с каким оружием в руках сражаться. Он все присматривался к Черному рыцарю, пытаясь узнать, кто же это. Конечно, это тот самый неистовый воин, налетевший на него в «меле». Де ля Шатру показалось, что он встречался с ним и раньше, до турнира.