Разбирательство с напавшими на погост отложили на сутки. Все это время в кирхе служили заупокойные службы, а небольшая команда копала могилы. Погибли два храмовника и шесть сержантов. Тела мертвых немцев и корел погрузили в лодки, отвезли подальше от острова и сбросили в воду в том месте, где была наибольшая глубина.
Госпиталь, в который превратилась ризница, полнился ранеными; их насчитывалось девять человек, не считая тех, у кого имелись легкие ранения; бывалые воины небрежно именовали их царапинами. Мессир Реджинальд, вне себя от ярости, тщательно скрывал свое состояние, когда узнал о потерях, лишь его лицо, обычно светлое, с белой кожей, неподдающейся никакому загару, потемнело, словно обуглилось.
Молодой боярин боялся показаться на глаза жителям погоста. Ведь это из-за него случился такой разор. Он сидел в своей комнате, надувшись, как сыч, и едва не плакал, что совсем уж негоже для мужчины. Утешать его никто даже не пытался — слишком большое горе пришло в обитель беглых храмовников, и они истово молились, облачившись в одежду рыцарей Ордена Храма.
Не участвовал Вышеня и в торжественной похоронной процессии, лишь подсматривал издали — он все-таки решился покинуть свое добровольное узилище ради траурной церемонии. Рыцари Ордена и сержанты, в полном боевом облачении, шли строем, а впереди них, на плечах самых знатных седовласых воинов, плыли гробы, укрытые плащами. Когда над могилами выросли холмики, храмовники трижды прокричали свой боевой клич «Босеан!» и возвратились в обитель, где их уже ждала поминальная трапеза.
Когда все ушли, Вышеня направился к могилам с охапкой последних осенних цветов. Разложив цветы по могильным холмикам, он сел на камень и задумался. Как теперь быть? В Новгороде появляться точно нельзя; похоже, и отец теперь ему не помощник. Судя по всему, среди новгородских бояр начались распри в связи с выборами нового посадника, а отец — первая кандидатура на эту должность. Значит, его попытаются любым способом «утопить». А тут такой случай подвернулся — ганзейцы затеяли смуту из-за Вышени…
Погрузившись в невеселые думы, юноша не услышал, как к нему подошел мсье Адемар. Вышеня дернулся, хотел вскочить, но учитель положил руку ему на плечо и сказал:
— Сиди. Я тоже сяду… — Он устроился рядом.
— Как вы меня нашли?
— Чего проще… — Адемар мрачно улыбнулся. — В келье тебя нет, сбежать с острова невозможно, значит, ты в лесу, а конкретно — на кладбище. Ты не мог не отдать последние почести погибшим.
— Да, не мог… Моя вина…
— О чем ты?
— На погост напали из-за меня!
— Это верно. Ну и что?
— Как это — что?! Погибли братья, притом от рук отребья. Ганзейцы шли за мной. Значит, я виноват в смерти рыцарей и сержантов.
— Эх, молодо-зелено… — Мсье Адемар тяжело вздохнул. — Жизнь каждого из нас в руках Господа нашего, боярин. Все, что с нами происходит, — происходит во искупление грехов рыцарей Храма. А их много накопилось, ох, как много… Но не об этом речь. Тебя волнует другое — как дальше жить. Верно?
— Вы угадали…
— Думаю, что оставаться на острове тебе нельзя.
— Конечно, нельзя! Теперь меня все возненавидят!
— Глупости! Совсем наоборот — мессир Реджинальд отметил твои заслуги как спасителя обители. Не подними ты тревогу, на этом кладбище покоились бы десятки наших братьев. Мало того, ты дрался наравне со всеми, не щадя живота своего. Какие могут быть к тебе претензии? Все это называется, мой мальчик, одним словом — Судьба. От нее не убежишь. Мы не могли не приютить сына нашего благодетеля. Не будь твоего отца, который помог нам на первых порах, предоставив свою защиту и кров, мы уже давно пребывали бы на небесах.
— И все равно я виноват перед вами! Знать бы, что так все обернется…
— Вот именно — знать бы… В общем, я пришел не утешать тебя, а позвать в обитель. Так приказал мессир Реджинальд.
— Меня будут… судить?
— Нет. Судить будут пленных немцев. А также Истому. Пойдем…
Вышеня поднялся и поплелся вслед за мсье Адемаром, едва переставляя ноги — будто вмиг стал столетним старцем. «Лучше бы меня убили!» — в отчаянии думал он, входя в ворота.
На площадь уже привели немцев, и те в ужасе смотрели на жителей погоста. Храмовники так и не сняли свои одежды, и только теперь кнехты ганзейцев осознали, к кому попали в руки. О жестокости рыцарей Храма ходили легенды, а после того как Орден разогнали, осудили за деяния, а затем сожгли на кострах многих братьев, в том числе и главного магистра Жака де Моле, пошли слухи, что тамплиеры продали свои души дьяволу.
