Я невольно улыбнулся: хоть все складывалось не слишком весело для меня, но Рене была великолепна.
— Вы правы, — сказал я, — и хотя мне ни много ни мало тридцать восемь лет, я даже не юноша, а совсем дитя. Вопросы, которые я собирался вам задать, действительно глупые. Впрочем, вы не совсем угадали: любите вы меня или нет — это не главный из них. Я хотел спросить, согласны ли вы поехать со мной на край света. Понятно, теперь я этого не сделаю, однако, признайтесь, такой вопрос только украсил бы любой роман.
— Не сомневаюсь, Ролан, и, конечно, помечтать об этом было бы очень приятно. Но сказать вам, чем я только что занималась? Варила варенье. Так надо же его и съесть. Кроме того, я вяжу свитер для Туанетты, а на очереди еще жилеты, носки, гольфы. Да и зачем мне на край света? Подняться сюда, к вам, — для меня и то огромное путешествие, куда уж дальше. Вы не обиделись?
— Напротив. Я восхищен вашим здравомыслием. Знаете, мне кажется, будто мы с вами много лет женаты, но вот уже месяц, как я почему-то забыл об этом. А вы точно знаете, что ваш муж в Бухаресте?
Но тут я снова вспомнил о своем проклятом превращении и очнулся, вся эта игра в любовников показалась мне нудной и нелепой. И когда Рене в свою очередь спросила, знаю ли я точно, где находится моя барышня из магазина, я оборвал ее:
— Довольно дурачиться. Никакой барышни и вообще ничего из того, что вы тут насочиняли, нет и в помине. Есть только человек, который, Бог знает почему, любит вас и способен обеспечить вас и ваших детей. И он полагает, что очень скоро у вас может возникнуть в этом необходимость. Вы так изумительно невозмутимы, что намеками вас не проймешь. Поэтому придется говорить без обиняков: те весьма незначительные дела, которыми занимается ваш муж, никак не могут оправдать его вот уже трехнедельную отлучку. Никакой необходимости в подобной поездке вообще не было, и уж во всяком случае, недели с лихвой хватило бы, чтобы уладить дела. Напрашивается вывод, что ваш муж вообще не намерен возвращаться.
Рене побледнела как полотно, часто задышала.
— Это вы нарочно… — произнесла она слабым голосом, — нарочно так говорите, чтобы испугать меня.
— Возможно, я ошибаюсь, и он просто загулял с какой-нибудь красоткой. Хорошо, если так. Много он взял с собой денег?
— Он сказал по телефону перед самым отъездом, что снял со счета сорок тысяч франков.
— Плохой признак. Ну, а что вам известно о прежних его интрижках, часто с ним такое бывало?
— Что вы! Он вел себя безукоризненно, да меня и не обманешь, я глаз с него не спускала. Он даже побаивался меня. И я уверена: заведись у него интрижка, он бы порвал ее при малейшем моем подозрении. Надо уметь держать мужа в узде, ежедневно управлять каждым его шагом, и тогда он постоянно чувствует присутствие жены, даже когда ее нет рядом.
Сознание власти над мужем приободрило Рене, лицо ее прояснилось.
— Вот-вот, как раз это и может для вас плохо обернуться, — сказал тогда я. — Знавал я мужей, которых жены держали в строгости. Они безупречны до тех пор, пока в один прекрасный день вихрь страсти не унесет их прочь с супружеской стези, и если уж они разорвут свою цепь, ничто на свете не заставит их вернуться к семейному очагу. Скорее они скатятся на самое дно. Был у меня один такой знакомый…
И я сочинил целую историю о том, как этот человек, занимавший-де видный пост, имевший приличное состояние и обожавший своих четверых детишек, был у жены под каблуком, и как печально это кончилось: после двадцати лет супружества он сбежал с некой особой, которая отнюдь не блистала молодостью и красотой.
— Однажды, — продолжал я, — я повстречал его в Марселе, он созывал туристов на морскую прогулку по Старому порту. Тогда-то он и рассказал мне, как случилось, что он бросил семью. Я слушал, и у меня прямо сердце разрывалось. Как-то раз он шел со службы домой и впервые в жизни прельстился уличной девицей и пошел с нею. А потом одна мысль, что придется предстать пред женины очи запятнанным таким грехом, настолько ужаснула его, что он так и остался в гостинице, куда привела его девица. Помню, я заклинал его опомниться, расписывал, как тяжко приходится его семье: дети голодают, жена гнет спину по чужим домам, какая горькая участь ожидает тех, кого он любил и любит по сей день. Но, хотя прошло уже три года, страх его был так же силен, как в тот день, когда он остался в дрянной гостинице.