Одно из бурых пятен двигалось прямо к ним. Мы продолжали кричать и махать без всякого толка. Один заметил пятно и нагнулся посмотреть, что это. Пауки хлынули вверх по его ногам.
По пляжу пронесся крик.
Второй человек, преодолев оторопь, сбивал с первого пауков. Тот уже падал; второй подхватил товарища, и пауки облепили его самого. Снова крик… и всё стихло.
Мы сели на ящик, чтобы немного прийти в себя.
— Умеете управлять? — спросила через некоторое время Камилла, показывая на гидроплан.
— Нет, а вы?
— Тоже нет.
Мы помолчали.
— Там ведь радио должно быть? — спросила она.
Мы пошли к лодке, стараясь не смотреть на тела. Радио на самолете действительно было. Я надел наушники и включил его. Голос в наушниках забормотал что-то на непонятном жаргоне. Я нажал тумблер передачи, наговорил сообщение, потом нажал «прием». Голос продолжал бубнить то же самое — поди разбери, слышали меня или нет.
— Может, вы знаете, как эта штука работает? — спросил я Камиллу. Она не знала, но попробовала — с тем же результатом.
Мы сдались и поплыли на лодке к берегу, где я скрепя сердце попытался установить, кем были двое погибших.
— Один пилот, Джим Робертс, — сказал я Камилле. Она кивнула.
— Слышала о нем в Уияньи. Летал между островами, возил почту, санитарные бригады и все такое.
— Другой некий Сомс, тоже из Уияньи. Подрабатывал, видимо, корреспондентом новостного агентства.
— Если бы они прилетели раньше, пока не завели трактор… я, кажется, скоро поверю в это табу.
Вечером, однако, мы заметно воспряли духом. Видимо, кто-то беспокоится, не получая от нас известий, вот и послали сюда самолет, а когда и пилот не выйдет на связь, снарядят экспедицию посолиднее. Как скоро это произойдет, зависит от того, сообщил ли пилот о прибытии на Танакуатуа — иначе сочтут, что самолет упал в море, и зря потеряют время. Остается ждать и надеяться.
Ответ мы получили пять дней спустя: в лагуне трижды провыла сирена.
Прибежав на берег, мы увидели небольшой корабль военного образца — белая форма мичмана на корме тоже говорила о ВМФ. Я решил, что это торпедный катер.
Мы махали, стоя у кромки воды. Корабль спустил моторную шлюпку с четырьмя людьми на борту. Сначала она обошла вокруг самолета, потом направилась к нам, ткнулась в песок, и все четверо уставились на нас, открыв рты.
— Мистер Тирри? — недоверчиво спросил офицер.
— Тирри погиб, — ответил я. — Все, кроме нас, погибли.
Сомнение во взгляде офицера смешивалось с любопытством. Все было бы проще, приди мы в шортах или даже в лохмотьях.
— Это из-за пауков, — дала справку Камилла.
Офицер, само собой, ничего не понял.
— Пауки, значит, — повторил он, оглядывая берег.
Его взгляд остановился на резиновой лодке и перешел дальше, к телам, от которых теперь наверняка остались только одежда, кожа да кости.
— А они? — спросил он.
— Их тоже прикончили пауки. Мы пытались остановить их… — сказала Камилла.
— Пауки, — повторил он жестко.
— Да, вот эти, — показала Камилла.
Офицер, видя только бурое пятно на песке, переглянулся с кем-то из своих. Тот многозначительно покачал головой.
— Пойду посмотрю, — решительно сказал офицер.
— Нет, — вскричала Камилла. — Вы не понимаете. Они вас убьют.
— Пауки? — Он перешагнул через борт, глядя ей прямо в глаза.
— Да. Арнольд, остановите его! Объясните ему!
Офицер посмотрел на меня. Он определенно подозревал нас, полагая, что у нас есть причина не подпускать его к трупам. Я попытался урезонить его.
— Послушайте, мы ведь не ради удовольствия так одеты. Если хотите пойти туда, примите хотя бы меры предосторожности.
Я протянул ему свои перчатки и шляпу. Он явно вознамерился отказаться.
— Пожалуйста, — взмолилась Камилла.
Он уступил и надел шляпу. Камилла обвязала сетку вокруг его шеи и заправила его брюки в носки.
— Перчатки тоже наденьте.
Трое других моряков начинали уже беспокоиться, хоть и сдерживали улыбки.
— Поднимитесь на борт, пожалуйста, — сказал нам офицер, взглядом показывая подчиненным, что выпускать нас из шлюпки не следует.
Мы подчинились, и офицер зашагал по пляжу.
К нему с разных сторон двигалось сразу три паучьих отряда.
Моряки в шлюпке тоже заметили их. Один окликнул офицера, показывая на них, но тот, не усмотрев, как видно, ничего необычного, махнул рукой, пошел дальше и наклонился, разглядывая тела.