Крах операции «Эдельвейс» - страница 36
Между тем противник продолжал наступление, отбрасывая 37-ю армию к предгорьям Главного Кавказского хребта. Между частями 37-й армии образовался разрыв, участок от Уруха до Чиколы оказался совершенно открытым. Создалась непосредственная угроза прорыва немецко-фашистских войск к Орджоникидзе.
29 и 30 октября противник произвел перегруппировку 13 и 23-й танковых дивизий к западному берегу реки Урух для наступления на Орджоникидзе. 31 октября танковые дивизии врага нанесли удар в районе Чиколы и вышли в тыл 10-у стрелковому корпусу. Штаб стрелкового корпуса был смят танками противника».[31]
>Участники боев на территории Северной Осетин у обелиска Славы в селении Эльхотово.
С рубежа Старый Урух — Хазнидон вражеские дивизии круто повернули на юго-восток, пытаясь прорваться через Чиколу, населенные пункты Дигории.
1 ноября немцы заняли город Алагир; переправились через реку Ардон, отбросив к селению Нарт нашу 319-ю стрелковую дивизию.
В этот же день сильной бомбардировке подвергся город Орджоникидзе. Во время бомбежки в районе восточной окраины города погибли начальник штаба Закавказского фронта генерал-лейтенант П. И. Бодин, член Военного совета фронта А. Н. Саджая…
2 ноября специальным военным самолетом из Туапсе я прибыл в расположение Северной группы войск в Орджоникидзе.
В столице Северной Осетии мне приходилось бывать и до этого. Я хорошо помнил тенистый липовый сквер на Пролетарском проспекте, великолепный парк, аллеи которого сбегают к Тереку, красивую панораму гор, чистые, уютные улицы старого Владикавказа, музеи, институты, веселый перезвон трамваев…
В те дни Орджоникидзе я не узнал. Он стал фронтовым городом. Его улицы превратились в крепкие узлы сопротивления, ощетинились противотанковыми ежами. На углу Тифлисской, у Кировского моста сооружены железобетонные доты и дзоты. На перекрестках патрули с нарукавными повязками проверяли документы.
Мощная бомбардировка с воздуха превратила некоторые жилые дома, школы, общественные здания в груды развалин. У подъездов больших домов на улице Маркуса, в Музейном переулке надписи: «Вход в бомбоубежище».
На передовую линию, которая приблизилась к западной окраине Орджоникидзе, в спешном порядке направлялись все новые и новые войска. На городских магистралях, у предприятий отряды истребительных батальонов и народных ополченцев занимали исходные позиции.
Положение было тревожное. Нужно было принимать чрезвычайные меры.
Знакомство с обстановкой в Орджоникидзе началось с осмотра командного пункта Комитета обороны города. Старинный особняк на бывшей Стрелковой улице отвечал всем требованиям военного времени: круговой обзор, сооружения из железобетона.
Вокруг пункта — сад, обнесенный толстым каменным забором. Из здания в различные концы города вели подземные ходы сообщения.
Стоило лишь подняться на НП, поднести к глазам мощный полевой бинокль, как перед глазами вставала западная окраина города Орджоникидзе, затянутая дымом пожара. Сквозь белесую пелену можно было разглядеть лесистые горы, ленту старой Алагирской дороги, яркие вспышки артиллерийской канонады.
На командном пункте Комитета обороны города Орджоникидзе у меня состоялся обстоятельный разговор с генералом И. И. Масленниковым.
Оказалось, что штаб группы переведен в Грозный, приказ об усилении войск на нальчикском направлении не выполнен…
В течение нескольких часов вместе с командующим Северной группой войск мы тщательно изучали карту боевых действий под Орджоникидзе, рассмотрели несколько вариантов, решений, которые позволили бы стабилизировать обстановку на подступах к столице Северной Осетии.
Прощаясь с И. И. Масленниковым, я сказал:
— Сейчас линия фронта здесь, под Орджоникидзе. До Грозного отсюда свыше 100 километров. Враг на подступах к столице Северной Осетии, а штаб группы оказался в Грозном. А там и Махачкала, и Баку не за горами… Это — очевидная ошибка командования группы.
Мы все в ответе за дела на данном участке фронта, но пока войска Закфронта находятся в моем подчинении, полную ответственность за их действия перед Ставкой Верховного Главнокомандования несу я.
