Когда Росляков надевал очки и, читая документы, как-то странно опускал их на кончик носа, то становился похож на старого бухгалтера, изучающего финансовый отчет.
— Ты покури пока, — он глянул поверх роговой оправы на Андрея, — я сейчас…
Кудряшов прямо с поезда направился в управление. Оттуда позвонил жене. А потом его вызвал Росляков, и теперь Андрей сидел перед ним.
Наконец полковник дочитал сводку.
— Ну как съездил, боец? — Странная улыбка скользнула по его губам.
— Докладывать или отчет написать?
— Давай пока на словах. Было что-нибудь интересное?
— Наш «подопечный» вел себя спокойно. Встреч, которые бы вызвали наше любопытство, у него не было. Обычная журналистская работа. По вечерам сидел в номере гостиницы, один раз был в оперном театре. И, пожалуй, все…
— Так уж и все? — переспросил полковник.
— Вообще-то в его поведении были довольно интересные моменты, но я бы хотел их осмыслить…
— А может, вдвоем осмыслим? — лукаво прищурился Росляков. — Ну ладно, не хочешь говорить, не надо. Одно только поясни: ты сам почувствовал, что попал в поле зрения этого «журналиста»?
— Он мною интересовался у одного молодого ученого — Кушнира Валерия Борисовича… И не только у него, — Кудряшов нахмурился, — беседовал с горничной этажа, на котором я жил, в оргкомитете симпозиума пытался навести справки о том, где, я работаю. А самое главное, в управление кадров Академии наук был из Киева звонок с просьбой сообщить мое ученое звание и перечень опубликованных работ, якобы для включения в общую монографию.
— Я тебя предупреждал: он профессионал. Вот так, Андрюша. Ну, а твое личное мнение о нем?
— Мне показалось, что конкретного задания у него не было. Скорее он делал подходы к молодым. Все встречи и интервью, которые он брал, зафиксированы. В том числе и с парнем, у которого он интересовался мною. Кстати, Кушнир работает у Мездриковского в институте…
Росляков старательно сложил документы в папку и протянул ее Андрею:
— По распоряжению руководства будешь вести «журналиста». Внимательно проанализируй деятельность Травински. Я дал распоряжение выписать из библиотеки подшивку его журнала за последние три года. Пролистай, может, что-нибудь и заинтересует нас. На сегодня свободен. Отдыхай, завтра со своими соображениями заходи без звонка.
Макдональд слушал Травински, не перебивая. Рисовал на листе бумаги какие-то рожицы, курил. Когда Гарри окончил доклад, долго молчал и, наконец, произнес:
— Подводем итог. Есть две школы физики, руководители которых не ладят между собой. Есть молодой ученый, некто Кушнир Валерий, представитель одной из школ, самолюбивый, талантливый физик, который спит и видит себя ученым с мировым именем. Так?
— Так.
— Кроме этого, Кушнир нуждается в средствах и мучительно это переживает. Это надо учесть. Как у тебя дела с «таксистом»?
— В ближайшие дни выхожу на контакт. «Сэм» поработал с ним на славу, теперь моя очередь. Думаю, что попытка вербовки пройдет удачно.
— Торопись, Гарри, «таксист» должен нам помочь.
Валерий собирался в командировку в Москву. Комната, в которой они раньше жили вместе с Сергеем, благодаря стараниям Мездриковского стала его собственной. Валерий «пробил» себе городской телефон, сделал ремонт, купил кое-что из мебели, и комната сразу приобрела вид постоянного жилья. От общежития остался только громкоговоритель на стене. Кушнир мечтал купить приемник и телевизор, но денег не было, а одалживать не хотелось.
Командировка была вынужденной. По возвращении из Киева Валерий с головой ушел в работу над кандидатской. Не хватало литературы, и Евгений Павлович разрешил съездить в Москву, в Ленинку. Была еще одна причина, о которой Валерий своему руководителю не сказал: после окончания симпозиума Травински попросил его через месяц-другой позвонить в его корпункт в Москве, узнать, как дела со статьей в журнале.
Поезд пришел на Курский вокзал вечером. Устроившись в гостинице, утром Валерий поехал в библиотеку. Проработал там до обеда, а в три часа из автомата позвонил в корпункт.
— Здравствуйте, Валерий, очень рад вас слышать, — послышался голос Травински. — Как поживаете?
