Ранним утром во вторник аквамариновый «шевроле» на холостом ходу подкатил к аллее, ведущей к отелю «Голиаф» и остановился со звуком, в котором Темпл послышался протяжный зевок. На фоне голубых небес возвышалась колоссальная фигура, нависавшая над дорогой и тротуаром, — гигант в три этажа высотой. Между его расставленными ногами должны были проходить пешеходы и проезжать машины. Темпл взглянула сквозь затемненное переднее стекло на исполинские ляжки, заканчивающиеся в тени того, что должно было изображать греческую юбочку, но больше походило на подгузник борца сумо. И сохранил слова обломок изваянья:
Я – Озимандия, я – мощный царь царей!..
Строки из сонета Шелли невольно всплыли в голове Темпл. На самом деле, строитель данной антропоморфной арки, несомненно, вдохновлялся другим изваянием – Колоссом Родосским, одним из ныне утраченных чудес света.
Позади исполинской статуи простирались сверкающие постройки отеля «Голиаф» – гротескный парк аттракционов, похоже, поставивший своей целью непременно избавиться от любых, самых крохотных, проявлений хорошего вкуса и достаточно вызывающий, чтобы счастливые в своем невежестве хозяева «Голиафа» могли им гордиться.
Темпл нажала на педаль газа, и ее маленькая машинка, проскользнув под колоссом, выехала на изгибающуюся подъездную аллею (все подъездные аллеи в Лас-Вегасе изгибаются – это закон), и остановилась перед длинной полотняной маркизой у входа, которая крепилась на медных опорах, начищенных до зеркального блеска. Эти опоры почему-то напомнили Темпл ребра кита из «Пиноккио», так и норовящего проглотить зазевавшуюся жертву. Картина, впрочем, была совершенно типичной для любого отеля с казино в Лас-Вегасе.
Ровно восемь утра, — сообщил циферблат ее наручных часов размером с Биг-Бен.
— Мне оставлен постоянный пропуск в пиар-офисе отеля, — сказала она швейцару в униформе, открывшему для нее дверцу «шевроле».
«В униформе» – это было слишком громко сказано. На всех швейцарах «Голиафа» были только открытые сандалии, коротенькие египетские юбки из белого льна и светлые парики в стиле Бо Дерек (американская актриса и фотомодель) с тугими дредами. Остальная прислуга, к сожалению, одевалась попроще.
Темпл отодвинула водительское сиденье до упора, чтобы вытащить из машины свою огромную сумку, по обыкновению плотно набитую разными необходимыми вещами. Потом она остановилась посмотреть, как швейцар поместится в крохотную машинку, чтобы отогнать ее на стоянку. Его маневры позволили лицезреть почти такой же ракурс голых волосатых ног, как у колосса на въезде, но Темпл гораздо больше волновало, не поцарапают ли бронзовые браслеты на обеих руках швейцара приборную доску ее «шевроле». Ей еще оставалось сорок три месяца выплат за машину.
Хотя отель «Голиаф» был одной из достопримечательностей Лас-Вегаса, Темпл не была здесь с тех пор, как Макс в последний раз выступал на его сцене. Она стремительно миновала сверкающую карусель вертящейся двери, обрамленной медью, стекла которой были зеркальными с внешней стороны, но позволяли находящимся внутри смотреть на улицу, как сквозь обычное стекло. Стук каблучков Темпл по мрамору холла звучал уверенно и твердо, как обычно.
В отличие от большинства гостиниц, отели Лас-Вегаса предпочитали упрятывать стойку регистрации подальше. Гостей, вместо вышколенного портье, приветствовал музыкальный звон «одноруких бандитов» и звяканье двадцатипятицентовых монет, проваливающихся в ненасытные стальные глотки игральных автоматов.
Темпл прищурилась и сняла темные очки, ожидая, пока глаза привыкнут к нарочито приглушенному свету. Мекка азартных игр культивировала атмосферу постоянных трех часов ночи – лучшее время для визита к Златовласке в попытке найти ту самую «правильную» рулетку, «везучий» карточный стол или «судьбоносный» игральный автомат.
«Если не получается – пробуй еще и еще раз!» – таков был девиз.
Темпл прошла по ковру цвета бургунди с узором из желтых… кажется, верблюдов, лавируя между игральными автоматами, тут и там со звоном выплевывавшими потоки серебристой мелочи на радость удачливым игрокам, и слегка опасаясь огромной люстры, нависшей прямо над ней.
