Комиссар Малез вошел в него, словно пароход, приходящий к финишу первым, в сопровождении худощавого инспектора, который, следуя у него в кильватере, был похож на ялик.
— Могу ли я видеть мсье Доло? — осведомился он, заметив верзилу в очках, погруженного в чтение какого-то легкомысленного иллюстированного издания.
Героиню, вероятно, должны были вот-вот изнасиловать, так как, отвечая, верзила не соизволил даже поднять свой длинный нос:
— Номер тридцать три, четвертый этаж… Лифт не работает! — добавил он автоматически.
— Везет же мне! — пробурчал Малез.
Дверь в тридцать третий номер даже не была заперта на ключ. Малезу оставалось только повернуть ручку.
— Батюшки! — пробормотал он не без досады. — Вы меня опередили?
Сказав это, он внезапно остановился на пороге, прямой как аршин, в то время как ялик по инерций врезался ему в спину.
— Разве запрещено вставать рано утром? — парировал мсье Венс.
Сидя на кровати, он дружески беседовал с Мартеном Доло, который стоял спиной к окну.
Малез ничего не ответил. Показав ордер на арест, подписанный следователем, он устремился к Мартену:
— Извольте следовать за нами, мсье Доло! Мы действуем согласно ордеру на арест.
Никогда он не говорил более официальным тоном.
— Но за что? — простонал Мартен. — Насколько мне известно, я не совершил никаких преступлений.
— Объяснитесь со следователем.
Мартен потерянно озирался, охватив взглядом медную кровать, шкаф с зеркалом, ковер с цветами и картину с изображением атаки кирасиров в Рейхсхоффене. Вероятно, он уже представлял себя приговоренным к гильотине.
Мсье Венс наблюдал за ним, и его глаза лукаво поблескивали.
— Идите, Мартен, и сохраните улыбку! — посоветовал он, посылая к потолку колечко табачного дыма. — Поверьте мне, эти господа находятся в более затруднительном положении, чем вы! Действительно, вид у них был весьма озабоченный…
Судебный следователь Сюсбиш, человек по природе обходительный, был им вдвойне во время исполнения своих служебных обязанностей. Но чем большую он проявлял учтивость, тем меньше оставалось шансов у подозреваемого выкрутиться.
Сидя за письменным столом и подперев подбородок тыльной стороной белой и жирной руки, он, казалось, позировал фотографам.
— Где вы были… — Он кашлянул. — …и что вы делали вчера вечером между десятью часами и полуночью?
Мартен Доло, присев на самый краешек стула, заерзал, чувствуя себя не в своей тарелке. Следователь успел только удостоверить его личность, прежде чем задал ему этот главный вопрос, который обычно задают людям, подозреваемым в краже или убийстве.
— Ну, я… Мой брат Фредди назначил мне встречу на площади Святой Екатерины… Я прождал его целый час.
Следователь Сюсбиш и комиссар Малез обменялись понимающими взглядами, по которым можно было догадаться, что их предположения сбываются.
— Можете ли вы предъявить доказательства этого? — спросил следователь. — Например, сообщить нам имена тех, кто способен подтвердить ваши слова?
Мартен Доло печально покачал головой:
— Боюсь, что нет…
Затем его словно осенило, и он достал из кармана записку:
— Постойте, вот письмо от Фредди…
Следователь взял это письмо с отвращением больного диабетом, берущего кусочек сахара. Затем он едва заметным знаком предложил Малезу подойти поближе и прочесть письмо через его плечо.
Написанное второпях, письмо гласило:
«Дурашка!
Я должен увидеться с тобой еще раз сегодня вечером.
Это вопрос жизни и смерти.
Жди меня перед церковью Святой Екатерины после 11 часов.
Прояви терпение: я непременно приду.
Ф.
Уничтожь эту записку: у меня есть на то причины».
Прочитав письмо, следователь на минуту задумался, а потом сказал:
— Сожалею, мсье Доло, но письмо ничего не доказывает! — Он кашлянул. — Вы вполне могли написать его сами, чтобы создать видимость алиби…
Мартен возмутился:
— Покажите его экспертам-графологам!
Но тридцатилетний опыт работы не прошел для следователя даром:
— Два эксперта непременно разойдутся во мнениях, а трое поднимут бунт… Почему вы сохранили это письмо вопреки просьбе вашего брата его уничтожить?
— Не знаю. По правде сказать, я… я отношусь к Фредди с некоторым недоверием! Я предполагал сжечь его, но после нашей встречи, когда услышу объяснения брата… Поскольку он не пришел, письмо осталось лежать у меня в кармане, и я о нем забыл…
