Через полчаса он извлек из корзины журнал, пошел в ванную, расстегнул ширинку и занялся делом, глядя на себя в зеркало.
В пабе «Виноградная гроздь» его уже поджидали Джимми и Рут — они сидели на длинной скамье, лица у обоих раскраснелись и блестели от пота. Последний раз он видел их без малого год назад. Они не то чтобы вызывали у Эдди особую симпатию, но познакомился он с ними в первую же неделю занятий в колледже, как случается, когда впадаешь в отчаяние и уже не надеешься найти друзей, по крайней мере пока не опустишь планку своих запросов и не начнешь водить дружбу с первым попавшимся болваном. Когда в восемьдесят седьмом они перебрались в Лондон, Эдди конечно же обещал время от времени их навещать. Он им еще надоест своими визитами, говорил Эдди. Надоест. Но как-то так вышло (впрочем, они это и предсказывали), что он ни разу к ним не выбрался.
Лицо у Джимми округлилось, а волосы были подстрижены до того коротко, что уши (в одном блестела сережка) казались чересчур большими. Рут не изменилась — миниатюрная, на добрых восемнадцать дюймов меньше Джимми, похожая на красивую куколку, она умела ругаться как торговка, а ее каштановые кудри по-прежнему оставались непокорными. На ней был темно-бордовый блейзер с липовым гербом на лацкане, лицо сильно напудрено, губы красные, как пачка «Мальборо».
Рут и Эдди один раз переспали — на первом курсе, в тот вечер, когда сдали первую сессию. Но Рут, наверно, успела забыть об этом, а Джимми тем более; вдобавок с тех пор столько воды утекло, что это уже не имело ни малейшего значения.
Углядев над толпой чопорных молодых бизнесменов и секретарш в облегающих платьях Эддин «ирокез», Джимми приветственно помахал рукой.
— Эдди Вираго! — взревел он во всю глотку.
Эдди протиснулся к их столику и уселся на табурет, разматывая шарф.
— Как жизнь? — поинтересовался он. Джимми и Рут украдкой смерили его взглядом с ног до головы, как принято у друзей после долгой разлуки.
— Только что из зала, — сказал Джимми.
— Из зала суда? — спросил Эдди. — Что натворил на сей раз?
— Да нет, дурень, — ответил Джимми, — из спортивного зала. В сквош[10] играл. — Он взмахнул воображаемой ракеткой.
Эдди закатил глаза:
— Да понял я, понял, дурачок ты наивный. Похоже, чувством юмора ты так и не обзавелся.
Джимми сардонически расхохотался:
— Чувство юмора! Наш Эдди в своем амплуа! Кто бы говорил!
— Как бы то ни было, — сказал Эдди, — рад вас видеть, ребята. Как вам мой причесон?
Джимми вздохнул, пристально разглядывая Эдди.
— Думаю, дюймов шесть будет.
Он протянул руку и хлопнул Эдди по ляжке. Джимми прожил в Англии всего два года, но успел начисто избавиться от дублинского акцента. Теперь он говорил как местный уроженец.
— Ну, — хихикнул он, — а ты как, старина?
— Как всегда, — ответил Эдди, — в полном дерьме.
— Старый добрый циник Эдди, — сказала Рут.
Эдди изобразил снисходительную усмешку:
— Отвали, Рут!
— Отвянь, Эдди, — просияла она.
— Ну ладно, ребята, — Джимми потер руки, — вступительные церемонии закончены. Как насчет выпивки? Что возьмете?
Эдди сказал, что закажет пинту «Гиннесса».
— Ты уверен? — Джимми скривился от отвращения. — Здесь не пиво, а коровья моча.
— Уверен, — ответил Эдди.
— Деревенщина, — вздохнула Рут, потягивая «Перрье».
— Я уверен, — повторил Эдди.
Джимми заказал выпивку и вернулся с подносом кружек.
Минуту-другую они молчали. Никто не хотел начинать разговор.
— Извините, — сказала Рут. — Пойду освежусь.
Она встала, качнув столик, и протиснулась мимо Джимми, который притворно пытался ущипнуть ее за ягодицы. Эдди уставился в потолок (пластиковый, выкрашенный под дуб) и сосчитал в уме до десяти.
— Как бы там ни было, — сказал Джимми, — прическу ты сохранил.
— Нет, это астральная проекция.
— Ясное дело, именно так она и выглядит.
У Эдди не было настроения продолжать привычную перепалку, поэтому он отхлебнул из кружки, вытащил из пачки Рут сигарету, закурил и спросил:
— Ну, как вам рекламный бизнес, придурки яппи?[11]
— Недурно, Эд, грех жаловаться. Хотя, конечно, для человека с твоими принципами все это весьма приземленно. — Джимми поднял два пальца в традиционном жесте хиппи. — Верно?
