Комиссар говорил, а бумагу Егорову не протягивал. Егоров глянул в сторону. Иоська Гольц что-то долго рылся во внутреннем кармане сюртука. То вытаскивал до половины толстый, плотный конверт, но конверт цеплялся за пройму кармана и застревал. Понятное дело!
— Единственное, что вам не дано, господин Егорофф, — закончил речь комиссар полиции Нового Йорка, — так это быть избранным в президенты Северо-Американских Соединённых Штатов!
Но бумагу он так и держал в руке, не протягивал Егорову взять её.
— Нет, пусть десять лет здесь проживёт, тогда мы его и в президенты САСШ поставим, — пробурчал Иоська, всё ещё копаясь в своём сюртуке.
— Я пойду... выйду по нужде, — скосил рот Егоров, — и тотчас зайду.
Комиссар ткнул пальцем — в какую дверь выходить. Егоров вышел, огляделся в коротком коридоре, а за ним уже выскочил Иоська Гольц с той бумагой, что давала право Егорову в этой стране жить и даже дышать. Левый карман в Иоськином сюртуке совсем похудел. Вот... балгай ихну корову, американскую! Деньги — туда, бумаги — сюда! Простой город Новый Йорк. Такой простой, как сама Америка и как пять копеек. И комиссар полиции запросто берёт взятку.
Егоров забрал у Иоськи большой, разукрашенный лист, свой американский паспорт, свернул его трубочкой, сунул в свой протёртый камзол:
— Дальше — чего делаем?
— Дальше, — затараторил Иоська, — поедем тебе покупать обновы. Таким нищим каторжником президенты здешних компаний не ходят! Потом побываем в цирюльне, примем ванну, и, наконец, отобедаем! То есть твоё американское гражданство браво отметим!
— Денег у меня нет, — быстро сообщил Егоров.
— Зато у меня есть! Поехали?
— Поехали, — согласился Егоров, — только сначала пусть будет обед. Оголодал я, сидючи у полицейского главаря!
— Сначала ванна и цирюльня! — начал упрямиться Иоська Гольц. — Обед потом, ибо кормить тебя станет «Американо-Русская Акционерия!»
В большом обеденном зале дома Мойши Зильбермана, где нынче совещались самые тёмные, но богатые люди Америки, где шипели друг на друга, где иногда и орали, вдруг махом встала тишина.
Это в зал вошли хорошенькие девушки в передничках с вензелями, составленными из непонятных закорючек.
— Кофе! — торжественно возгласила самая красивая девушка, бывшая батрачка на плантациях кукурузы, что имел в своем залоге Мойша Зильберман.
И в зал чёрные негры в белых фраках стали заносить кофе. Ещё заносили на серебряных тарелках немецкое печенье, ягоды в кленовом сиропе, орехи в меду, да трёх видов хлебцы...
Негры строем покинули зал, девушки разлили кофе и остались.
Тут барон Халлер не выдержал. Он здесь отчитывался за свою работу по уничтожению Франции, и на тебе — бабьё да с кофе!
— А пошли вон! — заорал он на девушек. — Сами нальём ваш кофе!
— Заболел, что ли? — осведомился у Халлера господин Адамс, некоронованный король Америки.
Господин Адамс имел в Новом Йорке одну должность, и она называлась «Председатель Общества кожаных фартуков». Ходили слухи, что у него есть и в Северной Америке и в Южной Америке кофейные и хлопковые плантации с рабами местного происхождения, имелись фабрики, магазины, корабли и много доходных домов. Но слухами не напитаешься. Мимо уха пролетит и сгинет. Но что точно ведал каждый житель Нового Йорка, так про то, что без мнения господина Адамса президента этой страны никогда не выберут. А того выберут в президенты, на кого кивнёт господин Адамс.
Господин Адамс быстро махнул рукой девушкам, чтобы уходили.
— Заболеешь тут! — совсем разозлился Халлер. — Я же самое тайное самых тайных дел вам докладываю, а тут бабы перед глазами вертятся. Так же нельзя!
Абрахам Гольц, уже десятый в своём колене меняла, ростовщик, выжига и вексельный фальшивщик, подал свой голос:
— Докладывай, докладывай, барон, повтори нам ещё раз и подробно, что там получилось с Наполеоном в Египте?
Барон Халлер достал платок, начал утирать вспотевшее вдруг лицо.
В третий раз за десять лет рассказывать одно и то же! Так и голову обнесёт от воспоминаний! Можно бы записать ту историю, как, впрочем, и много других тайных историй... Но нельзя записать. Узнают эти «кожаные фартуки», что есть запись ихних тайных дел, те записи заставят Гольца съесть. А чтобы они задним ходом не вылезли, сделают так, что рыбы съедят и записи, и человека. То есть наоборот. Сначала — человека...
