— А вот это — уже не твоя забота, Афоня! — обозлился Иоська Бес фамильный. — В Петербурге на то наши люди есть. Они всё подсчитают и всё подведут под одну черту. Не грей себе голову, грабь своих бурятов и эвенков, режь ихну скотину.
Назревал шум, могущий закончиться свальной дракой.
— Выспань! — крикнул своего приказчика Провоторов. — Давай!
Пустой стол у стены внимания собравшихся не привлекал. Теперь всем захотелось на него глянуть. Вереницей, по четыре, к столу тянулись работные люди купчины Провоторова. Каждая четвёрка доносила до стола крепкий деревянный ящик, перетянутый толстой верёвкой. Верёвку резали. Ящик рассыпался на части. Из него с тусклым звоном высыпались золотые кирпичи...
Золото купцы и купчики видели и узнали. Кто-то в голос помянул Саваофа, прилепив к нему и дьявола.
— Пятьдесят пудов золота, — торжественно объявил купчина Провоторов, — я отвезу в Америку как наш заклад за пушки и ружья. И как обет большой серьёзности нашего с вами замысла...
Собравшиеся купчины галдели, кто радостно, а больше — завистливо. Потом Сенька Шкипер, имевший пять рыболовных парусных ботов и плававший на них повдоль курильских островов за дорогущими крабами, громко сказал:
— Илья Никифорыч! А ведь в задуманном тобою варначном деле ну никак не обойтись без больших кораблей! И надобно их аж штук двадцать!
— Будет кораблей сто пятьдесят. Больших, двухмачтовых, купеческих, но с пушками. Половина кораблей уже есть. У купеческого, совместного с американцами торгового общества «Американо-Русская Акционерия»! Коротко АРА. Иоська! Я в том обществе кто?
Иосиф Гольц поклонился и так же громко ответил:
— Президент! Самый большой начальник!
В зале начался непристойный ор. К Илье Никифорычу все купчишки лезли выпить и облобызаться.
Егоров покачал головой, глядя на купцовое безумие. И краем глаза следя за Иоськой Бесфамильным, который теперь Гольц.
Иосиф Гольц глядел на золото будто собака, открыв рот. Собравшиеся умильно крестились. А купчина Провоторов даже не смотрел вниз и влево на Александра Дмитриевича Егорова. Хотя это его, Егорова, золото длинной горой возвышалось на столе.
Опять надо бежать. А куда? Ведь купец Провоторов, видать, задумавший сам стать верховным управителем Сибири с помощью американцев, с их же помощью и отправит Егорова под мох... Нет, наверное в Америке мха нет. Значит, под землю. Земля везде есть!
— А сейчас все пошли в другой лабаз! — весело проорал Провоторов. — Там в очередь подпишем бумагу с прошением к императрице Екатерине и одновременно — к президенту Америки. Сами поняли, о чём те бумаги? Да выложите каждый по две тысячи рублей на наше общее дело. Как договаривались. И всё! Потом останется только это дело нам вспрыснуть! Пошли!
Толпа двинулась к выходу. Работные люди Провоторова стали собирать золотые кирпичи и укладывать обратно в ящики.
Возле Егорова очутился Иосиф Гольц.
— А скажи, Александр Дмитриевич, — прошелестел он почти в ухо Егорову, — где же купчина Провоторов взял сие золото? Ведь в Сибири столько золота нет?
Злой и оттого бешеный Егоров ответил честно:
— Иоська ты Бесфамильный, а думаешь грамотно! Моё это золото, а не купца Провоторова. И взято оно здесь, в Сибири. И здесь его столько, что прав был купец Шелихов, мы просто купим вашу Америку! Я знаю такие места, где инородцы кусками золота кидают в кедровое дерево, чтобы выгнать белку из дупла и пустить в неё стрелу!
Егоров, глядя в маслянистые глаза подлого бесфамильного берендея, не догадывался, что этими словами подписал себе вечную охрану от всяких посягательств. Ну, вечного ничего не бывает, но всё же...
А Иоська Гольц смотрел на этого здоровенного русского купчика, на купчика и не похожего, и думал, что все они, русские, дураки. Этот-то купчик, может, ещё и доживёт в Америке до седых волос, а вот Григорий Иванович Шелихов и эту неделю не проживёт. Эк его, дурака, кинуло чужие земли подгребать! «Русскую Америку» обживать! Бог всю землю отдал своему, богоизбранному народу, он и будет обживать Америку. Европа, вон, видишь, устала от войн, от малоземелья. Немцев, датчан, голландцев только поманили просторами Америки, и сразу у богоизбранного народа появились рабы. Ну, пусть они называются работниками. Пусть. А потом, как Иоське Бесфамильному, то есть, конечно, Иоське Гольцу, говорил его благодетель, меняла и приёмный отец еврей Гольц: «Америка всю Землю к своим рукам приберёт, ибо это будут наши руки!»
