– Слушай, командир, – сказал, перекрывая шум в цехе, могучий мужик Сидорчук. – Это правда, бабы говорят, что ты – черт и твоя фирма не «А.Д.», а просто ад называется?
И в цехе наступила тишина.
Оказывается, все об этом уже думали, с женами советовались, а многие видели вещие сны, но друг с другом не делились.
– Не все ли тебе равно, Сидорчук? – спросил шустрый. – Ты спасаешь родной завод, ты честно трудишься. Не все ли равно, для чего твоя продукция используется?
– Нет, – сказал Сидорчук, – не все равно. Я работаю для гуманных целей.
Все стали шуметь. Даже директор прибежал.
Договорились, что вопрос будет решаться в обстановке гласности на общем собрании трудового коллектива.
Первым вышел перед народом сам заказчик. Он снял шляпу, чтобы все видели его рога, и сказал:
– Чего нам таиться? Мы все свои люди.
– Мы тебе не свои! – крикнули из зала.
– Ты, Печкин, сегодня еще свой, а завтра будешь мой, – ответил шустрый.
Печкин замолчал, больше не перебивал.
– Я должен рассеять недоразумение, – сказал шустрый, обмахиваясь шляпой. – Долгие годы и столетия представители правящей церкви обливали меня и моих сотрудников ушатами клеветы. На нас рисовали карикатуры, нами пугали детей. Нашу благородную миссию представляли в невыгодном свете.
– Ближе к делу! – сказал Сидорчук.
– Куда уж ближе. Кто мы такие?
– Черти, – сказала какая-то женщина.
– Пускай черти, – согласился шустрый. – Мы продолжаем дело, которое на вашем свете делают правоохранительные органы. Мы – санитары человечества. Мы вынуждены веками иметь дело с худшими представителями человеческой цивилизации, наказывая их, перевоспитывая, стараясь перековать их закоренелые души в настоящие, чистые, благородные.
– А что, у вас тоже сроки дают? – спросил Сидорчук.
– А как же иначе? Не вечно же в котле греться?
– А какие?
– Бывают и большие, – сказал шустрый. – Недавно мы в чистилище Пилата передали. Две тысячи лет отбыл. А иногда, – шустрый повысил голос, чтобы перекрыть шум зала, – и полгода хватает.
– Называйте вещи своими именами! – закричал Алик Хренов из ОТК. – Вы же применяете жестокие пытки!
– Только за дело. И, кстати, не мы решаем, кого нам передадут на воспитание, а кого сразу в чистилище. Наше дело работать. А для этого нужны нормальные условия. Чтобы не сидело в каждом котле по сто человек, строгость должна быть разумной.
Черт сел, а потом стали выступать другие.
Поднялся Сидорчук. Он многое понял. Он сказал:
– Я сомневался. А теперь мне ясно – мы же не против людей выступаем, а против тех, которые наказаны за дело. То есть помогаем порядку и дисциплине.
Жена Сидорчука аплодировала громче всех. Они планировали купить новый телевизор.
– Подумаем о чести родного завода, – сказал директор. – Сегодня мне звонили, поздравили с тем, что наше предприятие вышло из прорыва. Не для себя стараемся, для народа.
Директор мечтал уехать в область. Подальше от чертей и маминого призрака. Но уезжать можно только с передового предприятия, иначе на хорошее место не рассчитывай.
Выступила Сенькина из месткома. Она уже знала, что в обкоме профсоюза рассматривают этот вопрос о переходящем вымпеле для завода.
– Я собрала цифры по району, – сказала она. – Среди работников нашего завода резко сократилось пьянство и рукоприкладство. Вчера ко мне обратилась учительница Кучкарева из третьей школы. Просит привести в цех детей на экскурсию. У нее в классе много шалунов и даже хулиганов. Она надеется, что экскурсия поможет укреплению дисциплины. В связи с этим у меня просьба к нашему заказчику. Вы не могли бы присутствовать на экскурсии? Пускай дети убедятся. Без шляпы, конечно.
– А хвост показывать? – ухмыльнулся шустрый.
– Если вы сможете. – Сенькина смутилась, в зале засмеялись. – Если вы сможете, не снимая брюк… Там девочки будут.
– Я босой приду, – сказал шустрый. – Пускай посмотрят на копыта.
– Так что я заканчиваю на оптимистической ноте, товарищи! – закричала Сенькина. – Мы с вами вступили на более высокий морально-трезвый уровень и постараемся его неустанно повышать.
Алик Хренов из ОТК высказал пожелание, чтобы сотрудники «А.Д.» помнили о принципах высокого гуманизма.
