— Господин депутат, мой генерал хочет поговорить с вами.
По-прежнему желая избежать жестокого столкновения, Делормель соглашается, вслед за эмиссаром направляется к середине Нового моста, где его ждет встреча с Лафоном, бывшим телохранителем Людовика XVI. Тот в пудреном парике, одет по-дорожному, в руке хлыст.
— Я полагаю, — говорит он, — что стал препятствием на вашем пути.
— Я направляюсь в Тюильри.
— Но, представьте себе, мы тоже.
— Сейчас не время для шуток.
— Несомненно, однако немного учтивости всегда к месту. Пропустить вас? Почему бы и нет? Это даже мой долг, коль скоро ваши друзья отдали мне мост без единого выстрела.
Час назад Карто со своими слабыми силами и впрямь отошел без боя. Восставшие явились к нему с букетами цветов. Ему пришлось ретироваться, чтобы избежать кровопролития. Делормель спрашивает Лафона:
— Что вы намерены делать, генерал?
— Я? — смеясь, отзывается тот. — Я сражаюсь за Республику.
— Вы избрали для этого забавный способ.
— Забавный? Вот образ действия ваших комитетов мы отнюдь не находим забавным. Но в отваге вам не откажешь, господин депутат. Ваши коллеги не рискнут сунуться в Париж, отойти так далеко от своего гнездышка. Итак, проходите спокойно. Увидимся позже.
— Это где же?
— В Тюильри, когда мы его захватим.
— Дворец хорошо защищен.
— Э, пустое! Вы будете разбиты — ваши друзья-цареубийцы и вы с ними заодно. До скорой встречи, сударь.
С тем Лафон де Суле, продолжая улыбаться, провожает Делормеля и его разношерстную группу до колоннады Лувра. Там он останавливается, достает табакерку, украшенную королевской лилией, заталкивает в свой длинный нос щепотку табака, чихает, извлекает из рукава кружевной носовой платочек и, подняв его повыше, прощально машет республиканцам, которых сейчас же убьет ради короля, если то будет угодно Господу. Повстанцы подходят теперь со всех сторон, обложив квартал Тюильри. Обо всем этом Делормель рассказывает Баррасу, прежде чем возвратиться в длинную залу заседаний, где ораторы, пылая лихорадочной страстью, среди всеобщего гомона сменяют на трибуне один другого, кто толкует о капитуляции, кто о сопротивлении, они переругиваются, дискуссия мало-помалу сводится к площадной ругани. Делормель поднимает глаза, ища в глубине залы, на самом верху, Розали и ее приятельниц, сидевших там утром, но они исчезли. Он трясет за плечо привратника, невзирая на шум мирно дремлющего у подножия трибуны на табурете с квадратным мягким сиденьем:
— Где наши семьи?
— В безопасности, гражданин народный представитель. Дамы заняты в лазарете. Это все, что мне известно.
На первом этаже дворца зала Свободы и зала Побед, устланные знаменами, добытыми в сражениях, в срочном порядке превращены в госпиталь. Депутаты из числа хирургов или просто врачей покинули амфитеатр, не дожидаясь схватки, и спешно организуют все, что потребно для неотложной медицинской помощи. Расставляют скамьи, оборудуя их как кровати, бросают матрацы прямо на паркет, копят во множестве флакончики с уксусом, который послужит для обеззараживания ран, и бутылки водки, нужной затем, чтобы помочь самым тяжелым пациентам перенести ампутацию. У подножия гипсовой статуи, изображающей языческую богиню, горой высится постельное белье, собранное по всем этажам в комнатах служащих Конвента и уложенное стопками. Жены, дочери, сыновья народных представителей, сбежавшиеся под крылышко Собрания, разрывают простыни на полосы, превращая их в бинты. За этим делом Делормель застает и Розали: она деловито кромсает кусок ткани. Он останавливается перед ней:
— Твои перевязки не пригодятся. У нас есть пушки. Так что раненые будут в другом лагере.
— Но надо же будет и о них позаботиться, разве нет?
Слабым голоском выговаривая эти слова, она в который раз вспоминает безумца Сент-Обена.
После полудня более восьми тысяч секционеров окружают дворец, подойдя к нему на пушечный выстрел. К четырем часам противники оказались лицом к лицу. Мятежники, держа ружья под мышкой, а шляпы в руках, до последнего мгновения пытаются убедить солдат: «Братья, присоединяйтесь к нам!», среди них мелькали и женщины с букетами цветов и листьев. Подумав, что армия может заколебаться, Баррас сменяет тон на более резкий. Выехав на площадь Карусели и очень прямо держась в седле, громко приказывает восставшим секционерам: «Сдать оружие!» Тут от толпы мятежников отделяется национальный гвардеец. Подходит к виконту, стремительно выхватывает из ножен саблю, размахивается. Подле Барраса два пеших адъютанта, Виктор Гран и Понселе, они бросаются наперерез и успевают отвести удар. Секционер хочет бежать, скрыться в густой и вдруг ставшей молчаливой толпе мятежников, но гренадер хватает его за руку, другие солдаты вяжут его и тащат к генерал-аншефу. Тот кричит:
