Кондотьеры…
Буонапарте не был ни французом, ни корсиканцем, ему нравилось считать себя итальянцем, а точнее, тосканцем, его предполагаемые предки обитали во Флоренции, где дворцы угрюмы и массивны, как тюрьмы, где, как сказал Маккиавелли, сам воздух, которым дышишь, делает тебя проницательным и хитроумным. Античность выжила там наперекор варварам, Возрождению оставалось лишь обновить связь с ней. Когда зловещий Альфонсо Арагонский вошел в Неаполь, впереди него несли статую Юлия Цезаря, увенчанного лавровым венком. Федериго да Монтефельтро, герцог Урбино читал Цезареву «Галльскую войну». Кола ди Риенцо, сын такой же прачки, какой мать Буонапарте была в Марселе, разыгрывал из себя трибуна, облачась в тогу. Колонна, Кастрачани, Коллеоне были профессиональными военными, которым дорого платили, ибо они умели одерживать победы. Взятие заложников, доносы и клевета, пытки, террор, обман, добро и зло — все было не важно, кроме достижения цели. Генерал, может, и не являлся подлинным флорентийцем, но отсутствие морали в политике он, несомненно, приветствовал.
Наполеон не любил терять время даром. Назавтра же рано утром он отправился к Баррасу, дабы вручить ему свой мемуар. По дороге он задержался на набережной Тюильри; ветер разносил над ней дымок кухонь под открытым небом, комоды и шифоньеры были расставлены прямо на мостовой, среди хлебных крошек и очистков вчерашней кровяной колбасы, среди носовых платков, украденных в Пале-Рояле, и в клочья изодранных нарядов, которых никто уже не купит. Но его занимало другое, он прислушивался к толкам прохожих, стараясь определить, каково состояние умов. Вчера все брюзжали и ныли, сегодня в воздухе чувствовалось умиротворение. Заинтересовавшись причинами подобной перемены, генерал направился к площади Виктуар, попутно замечая, что на дверях всех булочных появилось одно и то же официальное объявление: каждому гражданину причитаются полфунта хлеба и две унции риса. Комитет общественного спасения наконец проявил заботу о парижанах, и они, казалось, эту меру оценили, несмотря на бешеные цены на все товары, хотя она не могла помешать спекулянтам втихую торговать на улицах дровами и углем, слугам некоторых депутатов — перепродавать по двадцать франков за фунт белый хлеб своих господ, а военным сбывать свой пайковый, сухой и черный. Тогда вспыхивали потасовки, люди хватали друг друга за грудки, сцеплялись, требовали снижения цен, грозили расправой соглядатаям из полиции.
В Пале-Рояле Буонапарте заметил под аркадами пассажа Валуа среди обычной утренней толчеи скопление мюскаденов. Ногами в башмаках с заостренным носком и дубинами со свинчаткой они громили витрину книготорговца. Стекло расколотили стулом. По воздуху летали номера «Часового» — их расшвыривали, разрозненные листы падали на землю, их тут же топтали.
— Этого следовало ожидать.
Человек в неопрятном рединготе и с гладко зачесанными волосами подошел к Буонапарте и, указывая на эту сцену, повторил:
— Следовало ожидать, что эти молодчики набросятся на магазин Луве.
Только теперь по голосу генерал узнал депутата Тальена, так кардинально тот изменил свою наружность: вчерашний щеголь ныне пренебрегал своей одеждой, словно якобинец. Он пояснил, что «Часовой» — газета Луве, издается на средства комитетов, ныне она резко нападает на эмигрантов, называет мюскаденов коршунами в человечьем обличье, предупреждает республиканцев о возможности новой Варфоломеевской ночи, утверждает, что священники в окрестностях Гренобля отрезают патриотам носы, а иностранные агенты за каждый подобный мерзкий трофей платят по тысяче ливров. Тем временем там, под галереей, на защиту магазина встали праздношатающиеся гусары, один из них обнажил саблю, и молодые люди гурьбой отступили в «Кафе де Шартр», распевая:
Народ французский, племя братьев,
Ужель не видишь, что они
Вновь поднимают стяг проклятый
Террора, крови и резни…
Тальен поинтересовался, уж не к Баррасу ли направляется генерал. Да? Так и он туда же. Ему сегодня же предстоит отбыть с важным поручением, и он должен все обсудить.
— Когда наши очумелые юнцы пронюхают, по какой причине меня посылают в Бретань, они распояшутся вконец. Войско эмигрантов высадилось в Кибероне.
