— Топино-Лебрен! — вскричал Сент-Обен.
— Вот-вот! Это точно он.
Мюскадены обступили подозреваемого, схватили его. Бедный малый, напуганный их грубым обхождением, не сопротивлялся, дал себя утащить, не попытавшись хоть словом позвать на выручку рабочих, вместе с которыми он на чем свет клял дороговизну. Сент-Обен приступил к допросу:
— Твоя фамилия?
— Венсан…
— Назови свою настоящую фамилию!
— Я же вам говорю, Венсан.
— Ты Топино-Лебрен!
— Вовсе нет, меня зовут Венсан, я художник. Спросите у моих соседей.
— Где ты живешь?
— В двадцать восьмом доме по улице Лапп.
— Улица Лапп? — удивился Давенн. — Но это же в предместье.
— Само собой.
— Тебя доставят в комитет.
— Куда? В какой?
— Общественной безопасности. А оттуда в тюрьму.
— Но я художник, моя фамилия Венсан!
Сцены подобного рода разыгрывались то и дело при полном всеобщем равнодушии. Народ, который собирался вокруг, не протестовал, словно бы выжидая удобного момента, чтобы посчитаться с этими господчиками. Мюскадены потащили свою жертву в полицию, на ходу выдумали неопровержимые доказательства, и ни в чем не повинный художник попал за решетку безо всяких формальностей. А Сент-Обен с компанией вернулись на площадь Карусели: расхаживая по двору Тюильри перед рядами построенных там в боевом порядке солдат генерала Кильмена, они в полный голос насмехались:
— Для чего служат сии вояки?
— Мой драгоценный, они ни для чего не нужны, ведь мы здесь.
— Я придерживаюсь того же мнения.
— Они, наверное, недурно дрались на наших границах, но какой от них толк на парижских улицах?
— С мятежом не управишься, как с кавалерийской атакой среди чистого поля.
Старший сержант, услышав эти развязные шутки, двинулся прямиком к наглецам:
— Я вам запрещаю!
— А мы в позволении не нуждаемся, — заявил Сент-Обен.
— Нахалы!
— Разве Конвент ценит ваших солдат больше, чем нас?
— Могу поручиться за это!
Мюскадены подступили к разъяренному старшему сержанту, окружили его.
— Не сметь больше оскорблять армию! — рявкнул он. — А то мы вас сапогами расшвыряем!
— Спокойно!
Потревоженный шумом ссоры, Тальен торопливо сбежал вниз по лестнице, он покинул комитет в спешке, опасаясь, как бы не дошло до столкновения. Он все твердил:
— Спокойствие, граждане!
Старший сержант от возбуждения все подкручивал усы:
— Эти франты издеваются над нами!
— Ни в малейшей степени, — заверил Тальен. — Они просто сгорают от нетерпения начать действовать, чтобы скорее восстановить общественный порядок.
— Хотел бы я посмотреть на их подвиги, гражданин депутат.
— Ты все увидишь, сержант.
— Сперва бы хоть ружье научились держать.
Тальен отвел мюскаденов в сторонку от сержанта-ворчуна и доверительно сообщил:
— Завтра очень рано, в три часа ночи, будьте все на террасе Фельянов: состоится новая раздача ружей и патронов. Оружейная и пороховая комиссия предупреждена. Оттуда, прежде чем предместья проснутся, вы должны поспешить к дому пивовара Сантерра, где прячутся предатели, подстрекающие народ, и окружить его. Вам будет поручена эта важнейшая миссия.
— В предместьях? Но где именно?
— На окраине предместья Сент-Антуан, между ним и бульварами. Вам предоставят проводников. А теперь предупредите всех ваших и с этой минуты отдыхайте. Не забывайте: вы — передовой отряд Конвента.
— Передовой отряд? О, мы сознаем это, — подняв брови, протянул Дюссо.
Сонные, но воинственные, чтобы не сказать рвущиеся в бой, заново вооруженные, напомаженные молодые люди, от которых буквально разило мускусом, в количестве трех сотен перед рассветом собрались на площади Карусель; закинув ружья на плечи или сжимая их в руках, будто вышли поохотиться на кроликов, с самым воинственным видом они хорохорились в предвкушении желанного столкновения. Младший офицер, чья белая перекрещенная на груди портупея поблескивала под луной, позвал их, и они беспорядочной гурьбой, словно на прогулке, двинулись по набережной, где их ждали отряд легкой кавалерии и генерал Кильмен собственной персоной, сам Кильмен со своей багровой физиономией отъявленного пьянчуги, Кильмен Дублинский, повидавший немало сражений в Сенегале и в Америке, неуживчивый, поднаторевший в своем деле; его брала досада при одной мысли, что придется командовать этой ватагой шутов.
