Старший из них, много раз бывавший на иранских базарах, говорил по-фарсидски, — переводчик не требовался.
Другой, с костлявым лицом, лишь время от времени вставлял фарсидские слова, но понимал всю беседу.
Они везли бархаты и сукна, мелкое оружие — кинжалы, короткие мечи, узорчатые шерстяные ткани, несколько кусков парчи, изделия из серебра и стекла — украшения и утварь. Они знали, чем прельстить иранских купцов.
Они встретили караван императора Мануила Палеолога, направлявшегося к франкскому королю за помощью против Баязета. В Генуе они видели людей Баязета, прибывших на генуэзские верфи и к корабельщикам Генуи и Венеции проведать, нельзя ли там нанять или купить корабли и сколько там найдется кораблей. Султану галеры надобны для осады Константинополя.
— Для осады Константинополя? — переспросил Тимур.
— Истинно так, государь.
— Откуда знаете, что для осады?
— Люди Баязета — это наши же генуэзцы. Двое из них, правда, армяне. Послал их Баязет, но мы их давно знаем, давно с ними торгуем. От нас им незачем таиться. С ними двое османов, но они даже не понимают нашего языка.
— И что же… эти корабли? Найдутся?
— Такую цену сулят, что купцы не устоят. Сами понимают — губят христианское дело, но галеры, пожалуй, дадут: как откажешься? Выгодно, слишком выгодно, чтоб отказаться!
Костлявый добавил:
— Баязет когда Константинополь возьмет, там в одном храме золота больше, чем во всей Генуе. Возьмет — рассчитается.
— Да, расход оправдает! — согласился Тимур.
— О, еще бы!
— А в Константинополе что?
— Страх. Молят помощи во имя Христово. Хотят нанять наше войско. Тысячи четыре наберут. А у Баязета под Никополем было более двухсот тысяч! В городе страх. А в Пера и в Галате, где наши живут, — нужда, голод. Есть нечего. Торговать нечем! Разорение. Голодные люди не защитники. Им нечего защищать. Город чужой, есть нечего. Император побежал за помощью, а братец его Иоаннис Палеолог, правитель города, призывает людей к обороне. Людей призывает, а самим жрать нечего! Кто же к нему соберется?
— Значит, против Баязета Константинополь не устоит?
— Нет сил противиться!
— Значит, корабли ему на осаду нужны?
— Без кораблей какая ж осада, если с моря город будет открыт?
— А ваши короли, христианские владыки, не помогут?
— Не слышно. Это лучше нас монахи знают. С нами доминиканские монахи едут. У них и письмо к вашей милости.
— Какое?
— Не знаем: это их дело. Но, слышно, от короля.
Младший из генуэзцев, менее терпеливый и еще равнодушный к делам королей, к осадам городов и войнам, еще не понявший, что торговля и войны, купцы и короли, как две руки, связаны общей грудью, единым сердцем и одной головой, сказал:
— О великий государь! У нас хороший товар. Хорошему покупателю мы можем показать редкостнейшие вещи!
Тимуру уже не терпелось остаться одному и разобраться во всем этом ворохе вестей.
— Завтра я посмотрю. Завтра я позову вас.
Он отпустил их и, упершись в подушку, задумался. Светильники вынесли. Осталась гореть лишь одна свеча.
Продолжая думать о Баязете, в ответ каким-то своим мыслям, он сказал:
— То-то!
Он думал о Баязете. Много собралось вестей за этот вечер. Но все они укрепляли уверенность, что одним рывком победы у Баязета не выхватишь. К такому врагу надо исподволь подбираться. Исподволь и хорошенько собравшись с силами!
Измученное многими днями безудержного пути, бессонными ночами, да и всем нынешним долгим днем, тело отказывалось повиноваться Тимуру, — оно так отяжелело, так хотело тепла и покоя, что руку поднять не было сил…
Воины придвинули ему подушки. Накинули на него стеганый шерстяной халат…
И наконец тихая, похожая на далекую песню, полудрема овладела им.
«Хорошо бы позвать певца, чтобы пел какой-нибудь неторопливый, мудрый макам под тихий плеск струн».
Но сил не было даже приказать, чтобы привели певца.
Замерцало что-то мирное, светлое, подобное морю… Корабли…
— Корабли Баязета!.. Сперва на Константинополь, а потом… Трапезунт… Письмо! От кого? Письмо откуда?
Еще не успели отойти воины, укрывавшие его халатом, а он уже стоял, скинув халат, откатив подушку, и кричал:
— Где Шах-Мелик? Сюда его! И в этой… как ее?.. Трапезной, что ли?.. Настелить ковры. Свечи туда! Все там прибрать. Скорей!