— Приведите Этуша!
Это был его резерв. Он, Досет, не собирался бросать в огонь самое необходимое. Он верил — это дело можно провести малой кровью.
Подумав так, Досет улыбнулся. Сухой, мертвой улыбкой, едва раздвинувшей его тонкие, бесцветные губы.
5. ХУДОЖНИК
Этуша втолкнула в "камеру разговоров".
— Почему ты отказался писать эту женщину? — грубо спросил Досет.
Этуш вздрогнул. Он боялся смотреть на Анхелу, он отворачивался от "Лоры". С унизительным страхом, с низкой мольбой Этуш смотрел только на Досета.
— Эта женщина не для моей кисти, — жалко выдавил он. — Я не умею писать святых!
— И все-таки ты ее напишешь! — заявил Досет.
— Нет! — затравленно возразил Этуш. — Я рисую только преступников!
— Дуайт, воротник!
Легко замкнув распухшие, слабые руки художника в металлические наручники, Дуайт приказал:
— Ложись!
Только теперь Анхела уяснила назначение металлического кольца, ввернутого в пол камеры. К этому кольцу Дуайт быстро и деловито привязал грузно опустившегося на колени художника. Так же быстро и деловито Дуайт затянул на шее Этуша мягкую сыромятную петлю — "воротник". Тепловой луч мощного рефлектора, подвешенного в стене, ударил в шею Этуша, и художник, по-птичьи замерев, обессиленно прикрыл выпуклые глаза желтоватыми пленками почти прозрачных век.
— Сейчас одиннадцать, — заговорил Досет. — К двум часа ночи я должен знать — где, кто и на какие деньги покупает оружие для либертозо? Кто и через какие порты ввозит его в Танию? Когда и в каком месте должны приземляться самолеты с остальным оружием? Отвечать может любой: и туземец, — он кивнул в сторону Кайо, — и вы, Анхела. Тот, кто заговорит первым, будет отпущен. Ну, а если никто не заговорит, я по очереди убью Этуша и туземца, и кровь этих людей ляжет на вас, Анхела.
— Но если мне нечего сказать? — наивно удивилась Анхела.
И Досет почувствовал бешенство.
Вскочив, он одним шагом преодолел пространство, отделявшее его от Анхелы. Ударившись бедром о край стола, хищно и мягко наклонился над женщиной, так странно пахнущей травами и цветами, и рванул на себя руану.
Тонкий шелк лопнул. Накидка сползла с голого плеча Анхелы. Будто защищаясь, дочь Ауса вскинула руку, и на ее тонком запястье холодно блеснул браслет — точная копия того, что лежал на столе майора.
Мгновение Досет боролся с неодолимым желанием ударить Анхелу. Но браслет!
Не глядя на поджавшего губы Дуайта, на каменно-застывшего у дверей Чолло, на сжавшегося Этуша, наконец, на руану, упавшую на пол, майор вернулся на место. Сел. Потянулся к скотчу. Но выпить помешал Этуш сыромятная петля, быстро высыхая, сдавила его рыхлую шею. Художник захрипел.
— Хочешь рисовать? — мрачно спросил майор.
Этуш согласно и страшно задергался.
— Принесите кисти, картон! — приказал Досет. — Дуайт, сними с него воротник! — и добавил, обращаясь уже к Этушу: — Рисуй внимательно! И не подходи к столу, от тебя дурно пахнет!
— Руки дрожат, — прохрипел Этуш. — Дайте мне скотча!
— Займись делом. Ты получишь свой скотч, но позже…
Досет хлебнул прямо из бутылки.
Браслеты, поставившие его в тупик, вполне могли служить паролями!
Исподлобья он взглянул на Анхелу. Оставшись в тонкой кофте, она сидела в кресле прямо и строго.
— Дайте напряжение на туземца!
Дуайт замкнул цепь.
Привязанный к "Лоре", Кайо вскрикнул. Судорога изогнула его полуживое тело, а Дуайт, наклонившись на ним, заорал:
— Когда придет следующий самолет?
ПОМОГАЯ КАЙО, АНХЕЛА ПРИНЯЛА НА СЕБЯ ЧАСТЬ УДАРА.
Ее вид — закрытые глаза, посеревшие губы — вполне удовлетворил майора. Он не подозревал, что Анхела могла выдержать и более страшную боль. И он, конечно, не думал, что Кайо не получает _с_в_о_е_й_ дозы.
И все же времени мне не хватит, сказала себе Анхела. Еще несколько ударов, и Хосеф впадет в шок. Мне не спасти Кайо. Я не успею его спасти! Он уходит…
Из всех точек боли, которые она перенесла на себя, самыми чувствительными были две — под сердцем и под желудком, глубоко внутри.
Сглаживая неравнозначность боли, Анхела откинулась на спинку неудобного деревянного кресла: кто может стать ее _п_о_м_о_щ_н_и_к_о_м_? Кто может принять на себя боль — ее и Кайо?
