старости, понравилась вождю белых.
Она была такого возраста, когда еще не
думают о мужчинах. Я умолял белого вождя:
— Не трогай ее! — но вождь надо мной посмеялся.
Пришли белые!
Я умолял его:
— Она еще так мала! Я умолял его:
— Я ее так люблю! Я умолял: — Отдайте
моих сыновей, отдайте моих дочерей!
Но великий вождь белых исполосовал мою
черную спину бичами.
Пришли белые!
Мои раны сочатся. Земля моих предков
пропиталась кровью.
Пришли белые!
Какое значение, подумал я, черные пришли или белые? Суть не в этом. Важно прийти так, чтобы твоя походка не устрашала.
Это была простая мысль, но даже от нее у меня закружилась голова.
Я взглянул на торчащий над нами Южный Крест.
Он заметно наклонился, его звезды потускнели.
Капрал протянул мне сигарету и спросил:
— Сможешь идти?
— Наверное…
— После того, что произошло, — хмуро сказал капрал, — нам нечего делить. Надо убираться отсюда, здесь можно наткнуться на симбу. Если они услышали выстрелы, скоро будут здесь. Бросим трупы. Мы не успеем их унести. Но твой автомат, Усташ, — капрал усмехнулся, — все-таки понесу я.
Я кивнул.
Я вдруг увидел веточку над камнем — нежные, как облитые лунным светом, розовые лепестки.
И узнал мучивший меня запах.
Гибискус, вот как назывался этот цветок.
И когда мы уходили, легионеры, в свой легион, я украдкой коснулся цветка, окончательно прощаясь с чудом.
Я знал, что чудес больше не будет.
Звезды, когда я поднял голову, были чужие. Капрал и Ящик чужие. И чужая лежала вокруг страна. Что я там делал? Этого я не знал.
Чужие звезды.
Чужое небо.
Чужие люди.
1. В ТИХОМ НИДАНГО
Полностью его имя писалось так: Гаспар Мендоза дель Уно Пол иль де Соль Досет. Но кроме испанской в жилах майора текла еще и кровь северян. Вот почему на деловых бумагах он всегда ставил более строгую подпись П.Досет или Пол Досет, майор. Именно сдержанность привлекала к нему полковника Клайва, и в тяжелые мартовские дни, когда решалась судьба Тании, Клайв без колебаний поставил Досета во главе штурмовой группы, обязанной устранить Народного президента.
Но меняются времена, меняется и политика.
То, что вызывало восхищение в марте, в июне начало раздражать. Тания, лишенная какой бы то ни было внешней поддержки, Тания, намертво замкнувшая все свои границы, Тания, ощерившаяся сваями взорванных мостов, — эта новая Тания, руководимая ставкой полковника Клайва, нуждалась в лидерах с незапятнанной репутацией. На автомате Досета, оборвавшем жизнь Народного президента, продолжали клясться в верности лучшие представители частей морской пехоты, но… тот же автомат в глазах "остального мира" ассоциировался с топором палача.
— Майор! — приказал Досету полковник Клайв. — Поезжайте в Ниданго. В лесах Абу, окружающих этот порт, все еще скрываются недобитые либертозо. Оружия у них почти нет, они голодают и мрут от болезней, но выходить из лесов не собираются. По крайней мере, генерал Нуньес не смог их выгнать оттуда даже напалмом. Найдите _с_в_о_й_ путь в Абу. Уничтожьте либертозо. Выявите сочувствующих. Лишите всех, причастных к движению, гражданского статуса. Отдел национальной разведки, который я поручаю вам, имеет лишь один выход — на Ставку. Надеюсь, это стимулирует вашу инициативу. Успеха!
Досет ответил — да! Он не мог ответить иначе.
Всему свое время… Досет умел ждать.
И, как ни странно, в Ниданго ему понравилось. Подсознательно он давно искал такой уголок — тихий, у океана. Часами просиживал Досет над картой лесов Абу. Ему доставляло удовольствие, плеснув в стакан холодного скотча, представлять страдания либертозо. Деревянные повозки этих отступников, поставленные на большие колеса, застревали в жирной грязи лесов, цеплялись за твердые, как сталь, стволы риний. Морские пехотинцы генерала Нуньеса не давали либертозо и часу покоя. Артиллерийские налеты, воздушные десанты, бомбежки — от этого с ума можно было сойти. Но либертозо упорно продолжали свою бессмысленную, на взгляд майора, борьбу, отнимая оружие у зазевавшихся пехотинцев, питаясь жирно-матовыми плодами пачито. Невероятно вкусные после специальной обработки, эти плоды в сыром виде отвратительны…
