Я посмотрел в голубой глазок веб-камеры, последней работающей оптики, собирающей мои образы на корабле. Надо ли дать ей имя? Она так преданно меня изучала. Я благодарно постучал по ней пальцем.
– Вообще не понимаю, о чем ты говоришь.
– Я сам не понимаю, Якуб. Может, у нее какие-то сложности? Я посадил ребят дозваниваться ей. Еще один звонит ее матери. Мы позвоним друзьям. Но она просто сбежала. Вот о чем я тебе говорю. Она сбежала из вестибюля, будто за ней гнался сам Вельзевул.
– Она бы так не сделала. Она знает, как сильно мне нужно слышать ее голос.
– Слушай, мы ее найдем. Мы выясним, что происходит.
– Она больше ничего тебе не сказала?
– Нет.
– Точно? Клянусь, если ты врешь, если это какая-то шутка, я…
– Якуб, твои жизненные показатели в полном раздрае. Сейчас тебе нужно сосредоточиться на миссии, на том, что ты можешь контролировать. У нее просто приступ слабости. Все будет в порядке.
– Только не говори, что мне сейчас нужно.
– Действуй по плану. Что ты собирался делать после звонка?
– Мастурбировать и читать.
– А, ну ладно, не надо мне об этом знать, но ты продолжай, как обычно. Сохраняй ясную голову.
– Не хочу.
– Съешь протеиновый батончик. Сделай кардио. Мне это всегда помога…
Я сбросил соединение и отстегнулся от кресла, стащил с шеи галстук и запустил его по Коридору 3, потом расстегнул и сорвал с себя рубашку. Голос Петра зазвучал в интеркоме, последнем оплоте насильственного доступа к моему миру.
– Ты на задании, Якуб. Сосредоточься. Для Ленки это нелегко. Пусть делает, что считает нужным.
Я нажал кнопку ответа.
– Я выживаю только благодаря этим звонкам. Сплю только благодаря им. А она больше не хочет мне звонить? Что это значит?
Я тосковал по Моцарту, мармеладным мишкам, ромовым бабам, теплу под Ленкиной грудью, где я мог согревать пальцы. Самым близким к этому утешением на корабле были три бутылки виски, которые космическое агентство неохотно позволило мне взять с собой. Я наклонил бутылку, окунул в нее палец и провел им по языку.
– Петр, ты знаешь, все эти месяцы и все эти километры я не могу избавиться от вульгарного чувства, что меня поимели.
Он молчал.
Тошнота подкатила как всегда внезапно, будто невидимая рука сжала спинной мозг и вцепилась в желудок. Ленка ушла. Сказала, ей нужно выйти. Где моя жена, женщина, являвшаяся мне в галлюцинациях, когда я пытался спать вертикально, женщина, к которой я должен вернуться на Землю? Куда делись десятилетия ужинов, болезней, занятий любовью и образы наших сросшихся судеб? Он вошла в штаб-квартиру Космической программы Чешской Республики в солнечных очках и не дождалась разговора со мной. Сказала едва знакомому человеку, что ей нужно уйти. Будто я больше не существую.
Ленка меня бросила. Вот к чему привело молчание. Я правильно ее расшифровал.
Она уже уходила от меня однажды, в годовщину смерти моих родителей, когда я прятался в офисе, оставив ее в одиночестве после выкидыша. Но тогда мои ноги держала гравитация и я мог побежать за женой на станцию метро и умолять на глазах у всех пассажиров, ожидающих свой поезд. Мог сказать, что никогда больше ее не оставлю (да, теперь, плавая в космическом корабле, я понимаю, что солгал), и когда поезд пришел, она позволила мне поцеловать ее руку, взять чемодан и отвести домой, где мы начали переговоры о том, как чинить наш побитый жизнью союз. Здесь такой возможности не было. Каждый час я удалялся от нее еще на тридцать тысяч километров.
Я машинально направился в лабораторию. Внутри ее жизнь наполнена смыслом, там она измерена, взвешена и препарирована до мелочей. Я извлек из контейнера пластину со старым образцом космической пыли, сунул под микроскоп и попробовал сосредоточиться. Передо мной был геном Вселенной, планктон космоса, вода, обратившаяся в вино, и он шептался со мной, открывал свои тайны. Еще глоток виски, пока я рассматривал молочно-белые кристаллы силикатов, полициклических ароматических углеводородов и вездесущего паразита – H>2O в твердой форме.
Конечно, именно ради этого я появился на Земле – чтобы собрать кусочки Вселенной, найти среди них нечто новое и бросить себя в непознанное, принести человечеству частицу Чопры. А уж какие там браки у меня не сложились, каких детей я не произвел на свет и не продолжил род каких-то там предков – все неважно, я выше земных забот.
