Если не научиться абстрагироваться, четко осознавая, что эмоции — лишь помеха в работе, но при этом помнить, что разучившись чувствовать боль другого, ты перестанешь быть человеком, в нашей службе делать нечего.
Мне пока что удавалось. Пока…
— Николя, зайди ко мне? — вызвала я Валева, радуясь тому, что Ровер когда-то научил продолжать идти вперед, даже когда сквозь набор цифр начинают проступать лица тех, чью жизнь искалечили или уничтожили эти твари.
Воспользовавшись возможностью, поднялась, налила себе кофе и отошла с чашкой к окну. Теперь заслужила. И пару сладко-терпких глотков и минуту передышки.
— Похоже, тебе не понравилась наша аналитика? — усмехнулся тот, входя в кабинет. Сменившая красный зелень на информере была для него.
— Ты когда у меня научишься читать коды? — ласково поинтересовалась я, так и не обернувшись. — Шуте — ладно, пацан еще, а ты…
— Мы перетрясли всю сводку, — задумчиво протянул Николай, подходя к столу.
Шагов не слышала, но командный «сдал» Валева, выдав и едва заметное смятение, и легкое разочарование. Пока еще не было случая, чтобы я к чему-нибудь в их анализе не придралась.
Успокаивать его тем, что Ровер перестал находить косяки в наших с Эскильо отчетах лишь спустя год после того, как мы начали заниматься сводками, я ему не собиралась.
Стимул… Противостояние… На этот раз СБ и Служба Маршалов.
Смешно…
— О чем говорят комбинации с четыреста двадцать шестой по четыреста сорок вторую на седьмой позиции? — резко спросила я, продолжая рассматривать людей в сквере, который притулился между двумя офисными зданиями метрах в шестистах от Управления. Средства визуализации, встроенные в поляризованное стекло, реагировали на мой взгляд, приближая картинку.
— Прохождение военной службы, — четко отрапортовал Валев, но смотрел при этом не на меня, а на внешку, которую я не свернула перед его приходом.
— А литеры тридцать восемь — сорок два?
— Особые подразделения, — выдал он, не задумываясь. Вот только голос дрогнул. Практически незаметно, но это если не знать Николя.
— Четыреста шестьдесят?
— Подтвержденная или предположительная служба в наемничьих легионах, — жестко отозвался он. — Я передам информацию полковнику Воронову…
— Передай, передай, — снисходительно улыбнулась я, оборачиваясь. — Вместе с приветом. От меня.
Тот, ничего не ответив, вышел из кабинета. Мог бы и вылететь, но предпочел до конца сохранить достоинство.
Мальчишка…
Усмехнувшись — я так и не избавилась от образа Николя-студента, в котором он однажды предстал передо мной, вернулась к работе. Подозрительно увеличивавшуюся концентрацию наших потенциальных клиентов на одной из дальних планет, я заметила лишь благодаря Ханазу. Если бы не его наемничье прошлое, эти цифры могли и не броситься мне в глаза.
Чем заканчивались подобные оплошности, я знала.
Большими проблемами.
* * *
— Сабен? — указав на то же кресло, в котором он сидел утром, я задумчиво наблюдала за Шаилем, пока он устраивался удобнее. — Биографично.
— Уверена, что не ошиблась? — равнодушно уточнил Ханаз, положив свой планшет на боковой столик.
И ведь не скажешь, что познакомились только сегодня — оба внешне приняли правила новой игры, пусть и радости от этого не испытывали. Тоже — оба.
— Чуть выше среднего. Серые, слегка раскосые глаза. Смуглая кожа, тон четвертый по второй линейке. Дай мне руку, — приподнялась я. Когда он выполнил мою просьбу, поддернула вверх манжету рубашки. — Едва заметный, фрагментарный сферический рисунок на запястье левой руки с внутренней стороны, обычно скрытый широким ремнем комма. Последствия появления в генетической цепочке люценианцев. Левша. — Отпустив его ладонь, вновь села в кресло. — В голосовых характеристиках продолжительные, с напряжением, шипящие звуки. В пластике отчетливая выслеживающая структура, за что Сабена иногда называли Ловцом.
Дополнительную информацию подкинул все тот же Ромшез. Куда залез на этот раз, не признался, но в конце добавил, что если узнает Шторм — расстреляет. Мог обойтись и без намека, я и без того была уверена, что вся эта возня вокруг меня, его рук дело.