— Нет, — ответила Дарла. — Однако она может принадлежать к касте избранных, к тайному ордену, каких много и у примитивных человеческих племен.
— Я понял, что ты имеешь в виду. Тогда почему экзопологи не пронюхали до сих пор про это?
— Отсутствие основных полевых исследований, — объяснила Дарла. — Весьма трудно получить разрешение что-нибудь изучать на Оранжерее.
— И мы знаем, почему это так, — сказал Ван. — Власти не хотят никаких научных подтверждений тому факту, что Читы по-настоящему разумны и заслуживают защиты.
Шаги, шаги…
— Но до каких пор эти сведения останутся тайной?
— Я не тревожусь насчет этого, — сказал Ван, — я сомневаюсь, что власти когда-нибудь снимут фактический запрет на полевые исследования в области экзопологии на Оранжерее до тех пор, пока планета остается источником лекарств от старения. Разумеется, всегда можно ожидать, что случайно что-нибудь выйдет наружу, но это рассчитанный риск.
И снова какая-то тень пересекла мое поле зрения.
— Кори, у тебя могут быть свои сомнения относительно карты Винни, а у меня есть свои сомнения насчет того, самый ли лучший это способ предотвратить эту карту от того, чтобы ее стали распространять. Я имею в виду вопрос парадокса.
— Ты все еще думаешь, что мы можем что-нибудь сделать в земном лабиринте, там?
Ван вздохнул.
— Нет, полагаю, что нет. Из того, что Дарла сказала мне, я понял, что Григорий был отнюдь не ближе к тому, чтобы найти карту, чем мы сами. Вот почему он отправился в погоню за Джейком. Правильно, Дарла?
— Григорий никогда не считал, что карта не относится к области мифов, — сказала Дарла. — Но совершенно справедливо, карта находится в руках диссидентов. Джейк, можно сказать, просто отдал ее им в руки тогда, когда плюхнул ее на стол члена Ассамблеи Миллер.
— А почему, черт побери, он именно это и сделал? — подивился Уилкс, обращаясь больше к себе самому, чем к кому-нибудь другому. — Во всяком случае, это было после того, как он вернулся из своего… похода, героического путешествия, обратно из прошлого, или из будущего, или куда он там отправлялся в прошлом-будущем.
Уилкс снова стал расхаживать.
— Но Миллер в психушке, правильно?
— У нее нет карты, и она не знает, где карта, — сказала Дарла. — Но теперь с карты наверняка сняли копии и сделали это не один раз, а сто. Невозможно сказать, в руках скольких людей она теперь находится.
— Вот почему, — сказал с нажимом Уилкс, — мы делаем все так, как делаем. Оставьте Джейка здесь, перехватите его и возьмите карту — и она никогда не попадет обратно в земной лабиринт. Все вернется к тому распорядку, каким шло раньше.
— Или же вся вселенная исчезнет, а мы вместе с ней, — сказал мрачно Ван.
— В этом случае, мы так никогда и не узнаем, что нас убило. Смерть настолько безболезненная, что о такой можно просто мечтать. Но это сомнительно. Парадокс встроен в Космостраду, если вы верите в легенды так, как я в них верю. Вселенная может легко пережить парадокс или даже парочку.
— Но ведь… это же случилось, уже случилось, — настаивал Ван, которого невозможно, видимо, было убедить. — У них есть карта. Я просто не вижу, как мы можем изменить этот незыблемый факт. До тех пор, пока карта есть у диссидентов и нет ее у властей, все в порядке. Зачем вмешиваться в это?
— Как ты можешь так думать, когда, по меньшей мере, двенадцать вожаков диссидентов были арестованы всего несколько дней назад? Власти постепенно сужают кольцо, Ван.
— Да, наверное, так оно и есть, — сказал потерянно Ван. — Я все-таки надеялся вопреки надежде, что нам удастся избежать всего этого.
— И я тоже, — сказал Уилкс. Но даже если Дарла говорит, что это правда и что пока власти ничего не знают про карту, наверняка Григорий сможет убедить их рано или поздно.
— Это как раз то, чего я не понимаю. Как он может убедить их, если его самого никак не убедишь? Дарла?
— Ты должен понять, — объяснила Дарла, — что Григорий действовал почти исключительно от своего имени. Его пихали в зад сапогом, чтобы дать ему это почетное и высокое задание, он ненавидел его, но его профессиональная преданность оставалась неколебимой. Ты же знаешь, какой он человек, Ван. Это же в основном работа, связанная с отношениями между его конторой и всем народом. Он должен был расследовать странные явления и фабриковать объяснения для того, чтобы публика могла их проглотить. Не проходит и дня, чтобы кто-нибудь не принес рассказа о том, что ему нанесли визит строители Космострады. Ты же слышал сам эти истории. Обычно нет никаких надежных свидетелей, никаких улик, которые могли бы что-то подтвердить. Просто дикий бред и россказни. Дескать, строители Космострады в один прекрасный день вернутся и сделают дорогу свободной для всех, сметут с лица земли все диктаторские режимы, откроют проезд по Космостраде для всех рас. Такой вот треп. Если верить этим рассказам, то строители выдали сотни карт человеческим и нечеловеческим расам без различия, но пока что не проявились никакие подлинные артефакты. Именно на долю Григория выпало разоблачать все такие россказни, убивать надежду, которая их порождает, надежду, которую люди питают на то, что в один прекрасный день они сбросят власти со своего хребта. И как раз именно поэтому власти не могут заставить себя поверить в то, что карта существует, разве что им ее сунут под нос, да потом еще и носом в нее ткнут. Я согласна с Ваном, что Григорий — если он, конечно, жив, в чем я сомневаюсь, — не сможет убедить власти, даже если он сам и поверит в ее существование, в чем я тоже сомневаюсь.
