Рагнар ответил на этот боевой клич волчьим воем и с воодушевлением услышал, как его поддержали глотки приближающихся Кровавых Когтей. Он снова и снова нажимал на спуск, посылая заряды в разъяренную толпу приближающихся мутантов, разнося в клочья их головы и разрывая тела. У ночных бродяг не было доспехов, способных противостоять огню болт-пистолета. Все, что у них имелось, — это подавляющий численный перевес и исступленная неустрашимость.
Хенгист из своего укрытия метал гранаты одну за другой, и каждая из них приносила нападавшим ужасные потери. Рагнару казалось, будто в скопление врагов опускается исполинская рука, расшвыривая их по сторонам, как ветер разбрасывает листья.
Теперь ночные бродяги приблизились настолько, что юноша мог разглядеть их внешний вид в мельчайших деталях. Он был поражен масштабами мутации. Некоторые из несчастных были покрыты мехом, у других на голове торчали рога, у отдельных существ имелись копыта, когти или огромные акульи зубы, торчащие из кошмарно разросшихся челюстей. Они были подобны творениям помраченного разума из глубин ночного кошмара. Словно распахнулись врата ада, выпустив в мир орду бессвязно тараторящих уродливых тварей.
Рагнар продолжал стрелять, но часть его сознания, объективная и расчетливая, задавалась вопросом: так ли уж сильно эти ночные бродяги отличались от него самого? В конце концов, у него теперь тоже более чем достаточно волос на теле, имеются клыки и заметно изменились глаза. Но Грохочущий Кулак быстро отбросил эти мысли, так как они опасно граничили с ересью. Изменения его тела — свидетельство родства с Руссом, знак благоволения и благословения Императора. Это — результат древнего мистического процесса, восходившего к Темному Веку Технологии. Уродство ночных бродяг было следствием чего-то другого. Возможно, это метка Хаоса, влияние которого исковеркало их души так же, как их тела.
Тем временем ночные бродяги почти добрались до Рагнара. Он вспрыгнул на скалу, за которой укрывался. Враги не имели никакого стрелкового оружия, и более не было смысла прятаться от них, а в рукопашной схватке возвышенная позиция даст ему временное преимущество. Мысленной командой Рагнар включил наплечный фонарь, планируя ослепить любого нападающего, который подберется слишком близко. Движение пальца на рукояти запустило механизм цепного меча, и клинок злобно завибрировал в руке, когда его зубчатые лезвия набрали максимальную скорость. Рагнар захохотал, ощутив, как его охватило неистовство битвы. В его душе взревел зверь, требуя выхода наружу.
Хенгист швырнул последнюю гранату, которая разорвала еще несколько нападающих, а затем Рагнар услышал как сержант активировал свой меч. Он посмотрел вниз, в море уродливых лиц, и испустил долгий свирепый вой — а затем нырнул вперед, словно пловец, прыгающий в бушующее море.
Еще не приземлившись, он рубанул мечом, который прошел сквозь плоть врага, как нож мясника сквозь разделываемое мясо. В ноздри Рагнару бросился запах кости, подпаленной от трения, а в жужжании его оружия зазвучала новая высокая нотка, когда оно рассекало плоть. Мгновение — и нападающий лишился конечности, из ее обрубка хлынула кровь. Рагнар снес другому голову и легко разрубил позвоночник третьему, прежде чем лишить головы четвертого. Одной рукой работая мечом, он не переставал стрелять из пистолета, который держал в другой руке. Мутанты двигались столь плотной толпой, что промахнуться было невозможно. Вой жертв отдавался эхом в ушах, еще пуще разъярив зверя внутри и придав новые силы охваченному боевым безумием воину.
В считаные мгновения ночные бродяги оправились от потрясения, вызванного этой атакой, и бросились на Рагнара. Они были вооружены лишь грубыми топорами, дубинками с каменными зубьями и деревянными копьями. Однако многочисленные удары этим убогим оружием не причиняли вреда стремительно двигающемуся телу, соскальзывая с гладкого керамита доспехов. Юноша воспринимал их так, как человек, попавший под дождь, ощущает стук капель на своем плаще. Это могли быть неприятные, но отнюдь не болезненные ощущения.
