— Возможно, я так и сделаю…
Двери лифта открылись.
— …как только получу свой корсет из химчистки.
Маккол хохотал, пока они не добрались до выхода из вестибюля.
* * *
Холмс вышел из служебного входа редакции на одеревеневших ногах. Проводив его по лабиринту коридоров, молодой человек пошел обратно, весело насвистывая. Холмс подумал: неужели такой персонаж и в самом деле сумеет стать репортером? Впрочем, чего в жизни не бывает.
Он нашел нужные фотографии. Три среды подряд, по одному снимку в утреннем выпуске. В фотолаборатории разыскали оригиналы, на обороте каждого имелась наклейка: «Фотостудия Джимми Хаттона». И — в награду за двухчасовые мучения — адрес с телефоном. Холмс с наслаждением потянулся; спину почти удалось разогнуть. Он подумал, не пропустить ли ему пинту, но мысль о том, чтобы снова встать возле стойки, показалась нестерпимой. К тому же было уже пятнадцать минут четвертого. Благодаря эффективной, но медленной работе фотоархива он уже опаздывал на свою встречу — первую встречу — с инспектором Ребусом. Он не знал, сколь высоко тот ценит пунктуальность, и опасался головомойки.
Что ж, если первая половина рабочего дня не привела инспектора в нормальное расположение духа, то он вообще не человек.
Так, впрочем, многие и утверждали.
Но Холмс не верил слухам. Во всяком случае, не всегда.
Оказалось, что Ребус задержался еще сильнее, но при этом — удивительное дело — позвонил и извинился. Когда Ребус наконец вошел в кабинет и снял с шеи какой-то немыслимый галстук, Холмс сидел у его стола. Засунув галстук в ящик, Ребус повернулся к своему посетителю и улыбнулся.
Пожав руку Холмса, Ребус с облегчением вздохнул: по крайней мере этот — не масон.
— Вас ведь зовут Брайан? — спросил он, садясь.
— Да, сэр.
— Прекрасно. Я буду называть вас Брайан, а вы меня — сэр. Идет?
Холмс улыбнулся.
— Конечно, сэр.
— Итак, как ваши успехи?
Холмс начал с начала. Через несколько минут он убедился, что, хотя Ребус и старается сосредоточиться, внимание его плывет. Интересно, чем инспекторы запивают свой ланч? Через стол сильно пахло спиртным. Холмс закончил рассказ и ждал, что Ребус ответит.
Но тот только кивнул и минуту помолчал. Пауза показалась Холмсу неловкой.
— Что-то не так, сэр, если можно спросить?
— Разумеется, можно, — последовал ответ.
— То есть…
— Я не знаю, Брайан. Я много о чем думаю, но очень немного знаю, а в данном расследовании это совершенно разные вещи.
— Все-таки речь идет о расследовании?
— Я изложу вам материал, а вы судите сами. — И Ребус дал свой «отчет», еще раз, по мере рассказа, закрепляя факты для себя самого. Но факты выглядели разрозненными, связь между ними надуманной. Он видел, как Холмс пытается представить себе картину происходящего… Если только было, что представлять.
— Итак, — закончил Ребус, — мы имеем: наркомана, вколовшего себе дозу яда; кого-то, кто этот яд ему продал; синяки на теле — и намек на какие-то магические манипуляции. Пропавший фотоаппарат, прищепку от галстука, несколько фотографий и девушку, за которой следят. Теперь вы понимаете, в чем моя проблема?
— Неясно, с чего начинать.
— Именно.
— И что же мы делаем дальше?
Мы? Ребус понял, что он занимается этим уже не один… Только чем «этим»? Мысль показалась ему забавной, но похмелье начинало давить на голову и обволакивать сознание сонной пеленой. Впрочем, следующий шаг был очевиден.
— Я собираюсь встретиться с человеком, знающим кое-что об оккультистах, — сообщил он. — А вы отправитесь в студию Хаттона.
— Звучит разумно, — согласился Холмс.
— Надеюсь, — огрызнулся Ребус. — Я буду работать мозгами, Брайан, а вы — подметками. О результатах похода сообщите мне по телефону. А теперь проваливайте.
Ребус не хотел быть грубым, но в тоне молодого человека под конец разговора зазвучало что-то фамильярное, и пришлось поставить его на место.
Когда за Холмсом закрылась дверь, Ребус понял, что виноват сам. Не надо было начинать так запросто, рассказывать о своих сомнениях, называть парня по имени. А все этот проклятый ланч. Называйте меня Финли, называйте меня Джеймс… Почему бы и нет? Они начали хорошо, продолжили хуже. Чем хуже, тем лучше. Ребус всегда любил противостояние, и в этом отношении его работа вполне его устраивала.