Отцом был огромный черный кот, с которым в период течки наша кошечка кружила по двору. В остальное время оба они сидели на разных ступеньках деревянной лестницы и вылизывали свою шерсть. Кошка не хотела, чтобы кот входил в жилые помещения, — отгоняла его. Когда котята выросли настолько, что сами смогли найти дорогу во двор, они рассаживались на ступеньках — первый, второй, третий, четвертый, окрашенные во всевозможные сочетания черного и белого, — и в страхе глядели на большого недоверчивого котяру. Наконец мать спускалась первой, задрав хвост вертикально вверх, игнорируя черного кота. За ней мимо отца прыгали котята. Во дворе, под его взглядом, мать прививала им гигиенические навыки. Потом она первой поднималась по ступенькам, а дети за ней — первый, второй, третий, четвертый.
Ели котята лишь слегка обжаренную печенку и слегка отваренного мерланга; это обстоятельство я тщательно скрывала от их новых хозяев.
Кошку и всех ее котят интересовало в жизни только одно — мыши.
В этой квартире имелось такое устройство, какого я не встречала ни в одной из лондонских квартир. Кто-то из предыдущих владельцев вынул десяток кирпичей из стены кухни, снаружи установил металлическую решетку, а изнутри — дверцу; так что в стене образовалось подобие сейфа для хранения еды; вы скажете — антисанитария, но сейф этот выполнял роль устаревшей, столь необходимой кладовки. Там было достаточно холода для хранения хлеба и сыра, которые в холодильнике пересушивались. Однако в эту миниатюрную кладовку забегали мыши. Они к нам привыкли и вовсе не боялись людей, разве что чисто теоретически. Если я внезапно входила в кухню и обнаруживала там мышь, та смотрела на меня блестящими глазками и ждала, пока я уйду. Если я оставалась и вела себя спокойно, она меня игнорировала и продолжала поиски пищи. Если я издавала громкий звук или бросала в нее чем-нибудь, грызун без всякой паники исчезал в стене.
Я была просто не в силах поставить стальную мышеловку на этих доверчивых существ; однако я надеялась, что уж кошка-то, так сказать, поведет себя честно. Но кошка не воспринимала мышей в качестве еды. Однажды я вошла в кухню и увидела, она, лежа на кухонном столе, наблюдает за двумя мышками, резвящимися на полу.
Может, с появлением котят в ней пробудятся положенные инстинкты? Вскоре она окотилась, и когда котята достаточно подросли, чтобы спуститься вниз, я отнесла их всех в кухню — и кошку, и четырех котят, убрала еду и заперла там все семейство на ночь. На заре я спустилась за стаканом воды, включила свет и увидела, что кошка разлеглась на полу, кормит котят, одного, второго, третьего, четвертого; а в двух шагах от нее встала столбиком мышь, которой помешал свет, но вовсе не присутствие кошки. Мышь даже не убежала, просто ждала, пока я уйду.
Словом, кошка наслаждалась компанией мышей или терпела их. Мало того, она обезоружила довольно глупого пса с первого этажа, который собрался было погнаться за ней, но капитулировал, потому что наша кошечка, видимо не зная, что собаки — враги, мурлыча, терлась о его лапы. Пес стал ее другом и другом всех ее котят. Но был все же один случай, когда кошка проявила страх, хотя если коты — существа ночные, то в условиях темноты ей как раз следовало бы сохранять спокойствие.
Однажды днем на Лондон опустилась тьма. Я стояла у кухонного окна, мы с гостьей после ланча пили кофе, и вдруг воздух потемнел, стало пасмурно, зажглись уличные фонари. Переход от яркого дневного света к полной гнетущей тьме занял всего минут десять. Мы испугались.
Может, мы потеряли ощущение времени? Или где-то неожиданно взорвалась бомба и накрыла нашу Землю грязным облаком? Или какая-то из фабрик смерти, которыми усеян наш прекрасный остров, случайно выпустила облако смертоносного газа? Короче говоря, не настали ли последние минуты нашей жизни? Информации не было никакой, так что мы стояли у окна и ждали. Небо было тяжелым, неподвижным, зеленовато-желтым; все окутала желто-черная мгла, и воздух вызывал жжение в горле, как бывает в шахте рудника после взрыва.
Стало невероятно тихо. В момент кризиса в Лондоне такая напряженная тишина — первый признак, который настораживает больше всего.
