Мадам Блаветт вздыхает.
— Недели две все шло по-хорошему. Месье Борни редко выходил из дома, лишь изредка наведываясь в церковь. К нему приехала и его супруга Рене. Во всяком случае, я тогда принимала ее за жену своего квартиранта. Ежедневно их навещала та женщина, которая арендовала для них мои верхние этажи и которую они называли «Кошка».
Боже мой, если бы тогда я могла предположить, кем была в действительности та женщина, то я указала бы ей на дверь. Поначалу я относилась к ней несколько настороженно, но она обладала способностью располагать к себе людей и просто меня обворожила. Представьте себе, месье, ведь из-за этой особы мне пришлось провести четыре месяца в тюрьме — мне, жене французского офицера.
— Вы тогда попали в тюрьму, мадам? — спросил я.
— Да, сразу же по окончании обыска в доме немцы меня арестовали. А приказал меня отправить туда широкоплечий гунн в черных роговых очках.
При последних словах старой женщины Хуго Блайхер снял свои очки и стал не торопясь их протирать
Но мадам Блаветт даже не заметила этой его хитрости. Она была увлечена своим рассказом и поведала нам, что между «Кошкой» и обоими Борни чуть ли не ежедневно происходили ссоры, а однажды, явно из ревности, эта особа заявила: Рене и Арман не муж и жена. Далее темпераментная старушка рассказала о том, как в один из серых ноябрьских дней в ее маленьком буржуазном мирке произошла катастрофа, вовлекшая в себя не только подпольную организацию «Интераллье», но и Армана, Рене и в конце концов — саму «Кошку».
— Представьте себе, месье, — продолжила мадам Блаветт свое повествование, — ведь этот человек в черных очках сам меня допрашивал — и именно ему я рассказала о «Кошке»! Как я позже узнала, это был знаменитый Хуго Блайхер...
Мадам Блаветт сделала небольшую паузу, чтобы передохнуть и заодно проверить, как это имя подействовало на нас.
Я посмотрел на Блайхера, но тот был занят своими очками... И мне подумалось: что же за человек этот «знаменитый Хуго Блайхер»?
— Так вот, — продолжила она. — пока немцы находились наверху, мы с дочерью сидели в этой самой комнате под охраной и не могли даже перекинуться словом — это в собственном-то доме и с собственной дочерью! Я здорово перепугалась, увидев, как месье Борни спускался вниз по лестнице в наручниках. Да. а во время моего допроса лично Блайхером у двери раздался звонок.
Господин Блайхер, если это был действительно он, сказал мне: «Пардон, мадам!», встал и пошел открывать дверь, у которой стоял один из клиентов моего постояльца, а в действительности — подпольщик.
Блайхер сказал ему, чтобы тот шел наверх: шеф его уже ожидает, мол. Когда же он стал подниматься по лестнице, Блайхер позвонил три раза в дверной звонок, и я услышала, как наверху завязалась потасовка, но затем вновь стало тихо.
Господин Блайхер вернулся на свое место как ни в чем небывало и промолвил: «Прошу извинить за вынужденный перерыв». И тут же продолжил допрос.
Звонки в дверь с соответствующим продолжением происходили еще три раза. Я совсем растерялась, рассказала ему о «Кошке» и предложила чашечку кофе — вы понимаете, — чтобы настроить его несколько дружелюбнее. Но он ответил: «Сожалею, мадам, но я не могу принять вашего предложения, так как вынужден вас арестовать». Вот какую глупость я совершила, выдав «Кошку» Блайхеру, — произнесла старая женщина подавленно и замолчала.
На несколько минут в комнате воцарилась тишина.
— За эту глупость мне пришлось пострадать, — прервала мадам Блаветт затянувшееся молчание. — После освобождения страны в 1945 году по делу Рене Борни начался суд, поскольку «Кошка» утверждала, что ее предала именно она. Рене же оправдывалась ссылкой на то, что на самом деле «Кошку» предала я — к сожалению, так оно и было...
Затем старая женщина пожаловалась на то, что из-за этой «глупой истории» едва не была предана суду за «неумышленное разглашение тайны» и не признана в качестве «жертвы оккупации», а также не получила ни одного су компенсации за свое пребывание в тюрьме у немцев.
— А этот широкоплечий в очках после того допроса арестовал меня и заявил прямо в лицо: «Вы шпионка и состоите в одной компании с этими Борни!» — продолжила свое изложение мадам Блаветт.
