Кошачья добыча - страница 23

Краска стыда вспыхнула на лице Розмари. Она никогда никому не признавалась, что Пелл бил и её. Она не хотела сознаваться в этом и теперь.

— Мне некуда идти, — сказала резко. Обе женщины отвели глаза в сторону. Временя стояли тяжёлые. Не было никого, кто мог себе позволить принять под крыло приживалку, да с ребёнком, не отважась при том рискнуть навлечь на себя недовольство Пелла вкупе с его семейством. А напрашиваться было бы делом нечестным, так что она промолчала. — Коттедж принадлежит Гилльяму. Он вправе жить там. А мне по силам позаботиться о себе. — Что бы она ни говорила, сказанному никто не верил. И когда Тарша, прощаясь, крепко приобняла её, в руку Розмари скользнула монета, крошечный серебряный кругляш.

— Просто уходи! — шепнула та. — Беги. Разве у тебя нет кузинов в Фордже? Ступай туда.

Уныло кивнув в ответ, Розмари двинулась в долгий путь домой. Дом. Вправду ли он больше — не её? Сбежать в Фордж? Может ли она?.. Сестра отца в самом деле обосновалась там; Розмари едва могла припомнить, как выглядит та женщина. У неё взаправду имелись там кузены, да, кузены, коих она никогда не встречала. Нет. То был не лучший вариант убежища. Впрочем, это её личные проблемы, а не друзей. Ей следовало напрячься самой и найти выход.

Она разглядела дым над курящейся трубой задолго до того, прежде чем увидеть сам коттедж. И стоя так, разглядывая свысока творившееся внизу, она едва не задыхалась: сердце оглушительно билось под грудью, грозя вот-вот разнестись вдребезги. Розмари вложила во всё это столько труда, а спящий в перевязи на боку Гилльям тяжело отвешивал спину. Она попыталась было представить перед глазами себя-беглянку, торопящуюся с сыном вниз, по длинной дороге в никуда. Баккип-Таун? Вероятно, ей удалось бы подыскать себе хоть какую-нибудь работу в таком большом городе, как этот. Но путешествие выдалось бы не из лёгких. Дремать в придорожной колее, с одной лишь шалью заместо покрывала для них обоих, и боле ничего; питаться подножным кормом, уплетая что попадётся под руку. Не говоря уже о тех, кто может повстречаться по дороге: бродяги да разбойники были и есть, и никуда не денутся. Они вполне могут… повредить и ей, и сыну, да так, что сам Пелл и в страшном сне вообразить не может. Кошмарно быть здесь, рядом с Пеллом, но там — и того хуже. А Гилльям всё-таки единственный его сын. Он не причинит ему боли, он не собирается ничего такого… Розмари поворотилась лицом к дому и увидела, что творится дальше.

Корыто для стирки стояло на виду у всего двора, полное доверху грязной воды. Разбросанные тут и там перья служили мрачным предзнаменованием. С замиранием сердца она разглядела между ними длинное, сверкающее перо из петушиного хвоста.

— Пикки-пик, — прошептала сама себе. Её собственный топор застрял в колоде, засаженный поглубже в обрубок, где она колола щепу для розжига. Из-под вклинившегося в дерево лезвия торчали, словно пойманные в силок, пучки перьев. Когда она открыла дверь, её приветствовало запахом гари от подпалившегося мяса. Ощипанная птичья тушка торчала на вертеле, приспособленным над огнём, а рядом, на корточках, умостился Пелл. Перья валялись повсюду и здесь.

— Что ты наделал? — прошептала требовательно, надорванным от боли голосом; впрочем, Розмари и сама уже знала правду. Он убил петуха, а с ним — и всё будущее, все будущие кладки. Он даже не озаботился спасти и собрать перья.

Пелл развернулся лицом, посылая обезоруживающую улыбку:

— А на что похоже то, что я сейчас делаю? Готовлю ужин для нас. Подумал тут, показать тебе, насколько могу быть полезен в этом доме.

— Ты идиот! Кретин!

Глаза его сузились, улыбка спала с лица.

— Думаю, тебе стоило бы проявить немного больше признательности, — кто, как не ты, смылась отсюда, оставив меня одного, без завтрака и в грязной одежде. Мне пришлось драить её собственноручно. Да и натягивать порядком непросохшее.

Последнее она уже разглядела и сама. Его рубаха, тонкая и дорогая, топорщилась мокрыми складками, а из швов штанин до сих пор сочилась влага. Впрочем, ей было всё равно.

— Ты убил Пикки-пика. Не спросясь. Не думая ни о чём. Да что там, — ни о ком.