В дверном проеме возник еще один самурай.
Он был старше Нобухидэ и немного выше. У них было одинаковое телосложение и похожие черты лица, хотя у второго самурая не было усов. Он носил серо-голубое кимоно с гербом дома Акеши. Из-за темно-серого пояса торчали два меча. Когда самурай поклонился, Хиро заметил в волосах пару седых прядей.
Что-то в нем казалось странным, но что именно, Хиро не мог уловить.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросил незнакомец.
Когда самурай заговорил, Хиро понял, почему он странно выглядел.
Традиционный самурайский узел, или тенмаге, предполагал выбривание лба и вытягивание оставшихся волос в хвост на макушке. Волосы сворачивались, иногда несколько раз, и закреплялись лентой сразу за обритой областью головы.
У этого самурая волосы не были сбриты. А еще у него был мелодичный голос. Хиро моментально понял, что перед ними женщина, хоть и одета она была на мужской манер.
Хиро снова поклонился:
– Мы пришли, чтобы выразить свои соболезнования и предупредить вас: убийца Акеши Хидэёши может продолжить убивать членов его семьи.
Нобухидэ прищурился:
– Нам не нужны ваши соболезнования. Проваливайте!
– Нобухидэ! – В голосе женщины слышалось нечто большее, чем просто предупреждение.
– Ни один чужеземец не оскорбит тела моего отца! – Нобухидэ закрыл телом дверной проем и положил руку на рукоять катаны. – Я запрещаю вам заходить в мой дом!
– К счастью, это пока не твой дом. – Женщина повернулась лицом к пришедшим и поклонилась. – Я Акеши Ёсико, старший ребенок Акеши Хидэёши. Пожалуйста, заходите в дом.
Нобухидэ не сдвинулся с места.
Ёсико направилась к дому и встала настолько близко к брату, что ее губы находились в паре миллиметров от его уха. Она прошептала:
– Не заставляй меня ставить тебя в неловкое положение перед незнакомцами.
Нобухидэ напрягся, словно готовясь к бою.
В следующую секунду Нобухидэ убрал руку с меча.
– Я в любом случае собирался уходить, – сказал он. – Когда я вернусь, их здесь быть не должно.
Он обул сандалии, стоящие у двери, и направился в сторону конюшни.
Проходя мимо Хиро, Нобухидэ задел его плечом. В любой другой день подобное оскорбление вылилось бы в драку, но сейчас синоби предпочел не обращать на это никакого внимания. Если Нобухидэ желает противостояния, он его получит, но через два дня. До тех пор Хиро сосредоточится на поимке убийцы.
Возле двери, носками к дому, стояло еще три пары сандалий. Самые маленькие принадлежали ребенку школьного возраста. Пара, стоящая рядом, была покрыта высохшей грязью. Те, что располагались у самой двери, были сделаны из соломы и разваливались от старости. В доме на данный момент находилось, как минимум, три человека.
Ёсико поклонилась:
– Приношу извинения за поведение брата. Он опустошен смертью отца.
– А вы разве нет? – спросил Хиро.
– Конечно. Но грубость позорит его память больше, чем слезы.
Священник поклонился:
– Я отец Матео Авила де Сантос, а это Мацуи Хиро, мой переводчик. Мы пытаемся найти человека, который виноват в смерти вашего отца.
На лице Ёсико мелькнул намек на улыбку. Исчез он так же быстро, как и появился.
– Хорошо. Нобухидэ говорил о вас. Пожалуйста, заходите.
Мужчины сняли обувь и вошли в дом. Ёсико провела их через прихожую в большую квадратную гостиную с высоким потолком и татами на полу. Комната была такой же, как в доме отца Матео, за исключением того, что размером она была в тринадцать матов. Запах горящей древесины заглушал аромат кедра, исходящий от колонн и балок. На южной стене, напротив входа, располагалась токонома с пейзажем в черных и серых тонах. Раздвижные двери отделяли зал от пяти других комнат. Все двери были закрыты. Только одна, возле токонома, была раздвинута, открывая вид на гостиную чуть поменьше.
Ёсико прошла до хозяйского места с южной стороны очага. Усевшись, она пригласила гостей присоединиться к ней.
Хиро с отцом Матео опустились на колени справа от нее спиной к восточной стене.
– Из-за сложившихся обстоятельств, – сказала Ёсико, – прошу простить мне некоторое отсутствие формальностей.
Прежде чем продолжить, она дождалась, пока они согласно кивнут.
