Хиро встал:
– Спасибо, что поговорили со мной. Я благодарен за уделенное вами время.
Когда остальные вышли, Окия вернулась. После того как звук шагов остальных девушек затих, она сказала:
– Шутаро был последним, кто уходил... за исключением Хидэёши, конечно.
– И он заявил, что приехал из Нагои? – уточнил Хиро.
После того как Окия кивнула, он продолжил:
– Господин Ода Нобунага управляет провинцией Овари, включая и Нагою. Господин Ода очень хочет стать сёгуном. Он не позволил бы своим торговцам привозить рис в Киото.
Женщина кивнула:
– Мне это тоже показалось странным. Поэтому я и запомнила.
– Спасибо, – сказал Хиро. – Я понимаю, что, рассказав мне это, вы нарушили правила этикета.
– Справедливость оправдывает подобное нарушение – понизив голос, сказала Окия. – Отблагодарите меня, отыскав убийцу. Я не знаю, что произошло здесь прошлой ночью, но Саюри никого не убивала. Она не заслуживает смерти за чье-то преступление.
Как только Окия ушла, Хиро пошел в комнату Саюри. Отец Матео стоял на коленях возле токонома спиной к двери. Саюри расположилась напротив него. Их головы были склонены в молитве.
Рядом с девушкой на полу лежал сямисэн. У инструмента был гриф длиной с человеческую руку, который соединялся с круглым корпусом, обтянутым кожей животного. Она, в свою очередь, была натянута так же туго, как на барабане. От основания до верха были протянуты три шелковые струны.
Чтобы научится играть на сямисэне плохо, требовались годы, чтобы научиться играть хорошо – гораздо больше времени. Только женщинам с истинным талантом поддавался этот непростой инструмент.
Хиро опустился на колени рядом с отцом Матео. Когда священник произнес: «Аминь», Саюри подняла глаза.
Хиро кивнул в сторону сямисэна:
– Вы играете?
– Немного. – Уверенность в ее голосе свела на нет все ее смирение.
– Не сыграете сейчас что-нибудь?
Саюри взяла в руки сямисэн. Левой рукой она обняла инструмент за гриф, а корпус поставила на правое колено. Когда позиция ее полностью устроила, девушка взяла медиатор из слоновой кости и прошлась по струнам.
Она играла правой рукой в традиционном стиле. И играла очень хорошо. Хиро узнал колыбельную. Ее ему очень часто играла мама и тоже играла хорошо, хотя он и сомневался, что в сямисэне Саюри скрывается тайное оружие в виде острого клинка.
Когда последняя нота увяла, Саюри опустила инструмент на пол, словно спящего ребенка. Хиро почувствовал укол сожаления. На какое-то мгновение музыка снова вернула его в Ига.
– Благодарю, – сказал он.
– Окия и другие девушки слышали что-нибудь? – спросила Саюри. – Маюри говорила, что нет, но я надеялась...
– Они не слышали никаких незваных гостей, – сказал Хиро.
Шелестя, открылась дверь. Маюри опустилась на колени у порога.
– Вы закончили? – спросила она.
Отец Матео встал. Хиро поборол желание подразнить женщину и попросить разрешения остаться. Не то, чтобы она ему не нравилась, просто синоби не выносил, когда кто-то позволял себе невежливые замечания.
– Веруй, – обратился к Саюри отец Матео. – Господь защитит тебя, а мы найдем убийцу.
Она кивнула:
– Я буду молиться.
Как только они вышли из комнаты, Хиро наклонился к отцу Матео и прошептал:
– Тебе нужно в уборную.
– Нет, не нужно, – покраснел священник.
Как обычно, Хиро нашел его реакцию весьма забавной. Он никогда не мог понять, почему иезуит смущается, когда речь заходит о естественных потребностях организма.
Хиро громко сказал:
– Маюри, отцу Матео нужно посетить уборную.
Священник покраснел как помидор. Его рот открылся и закрылся, как у его любимых кои.
Маюри наклонила голову и перевела взгляд с одного мужчины на другого.
– Значит, говорите, что ему нужно в уборную?
– Причем срочно, – сказал Хиро.
Женщина и священник обменялись взглядами. Хиро не смущала неловкая ситуация, в которой оказался отец Матео, и он прекрасно знал, что Маюри не откажет в просьбе.
После очень долгой паузы Маюри кивнула:
– Идите за мной.
Она провела их через гостиную и узкий, в четыре мата, чулан. В восточном направлении от кладовки шел коридор, который заканчивался деревянной лестницей, ведущей на второй этаж.
