— Приступайте,— произнес Рейли, глядя на Блейна и чуть заметно улыбаясь.
Старший техник повернул ручку на контрольной панели черной машины. Она громко загудела, и освещение померкло. Оба мужчины конвульсивно дернулись в ремнях, затем их тела обмякли.
— Они убивают этого несчастного беднягу Фицсиммонса,— прошептал Блейн.
— Этот несчастный бедняга, как вы его называете,— сказала Мэри Торн,— отлично понимал, на что шел. Ему тридцать семь лет, и в жизни он полный неудачник. Он не сумел удержаться ни на одной работе в течение хоть сколько-нибудь продолжительного времени и не имел никакой надежды приобрести страховой полис на жизнь после смерти. Так что для него это прямо-таки великолепная возможность. Более того, у него жена и пятеро детей, которых он не в состоянии обеспечить. Деньги, выплаченные ему мистером Рейли, позволят им выжить и обеспечат детям неплохое образование.
— Какая хорошая теперь у них будет жизнь! — воскликнул Блейн, не скрывая сарказма.— Продается слегка подержанное тело отца в превосходном состоянии. Покупайте, недорого!
— Вы смешны,— бросила Мэри Торн,— Смотрите, все кончено.
Черную машину выключили, и с неподвижных мужчин сняли ремни. Не обращая ни малейшего внимания на маленький сморщенный труп Рейли, на лице которого застыла усмешка, техники и врачи столпились вокруг тела Фицсиммонса.
— Пока ничего! — громко заметил старый бородатый врач.
Блейн чувствовал, что в помещении воцарилась атмосфера страха и нервного ожидания. Шли секунды. Врачи и техники склонялись над неподвижным телом молодого мужчины.
— Все еще ничего! — воскликнул доктор. В его голосе послышались панические нотки.
— Что происходит? — спросил Блейн у девушки.
— Я уже говорила, что процесс перехода душ из одного тела в другое является сложным и опасным. Пока сознание Рейли еще не переселилось в тело Фицсиммонса. Но времени у него осталось немного.
— Но почему?
— Потому что тело начинает умирать с того момента, как остается незанятым. Если сознания нет, хотя бы в дремлющем состоянии, начинаются необратимые процессы. Присутствие сознания является необходимым условием существования. Даже дремлющее сознание, не способное на самостоятельные действия, контролирует протекающие в теле физиологические процессы. Но как только оно исчезает...
— Все по-прежнему! — крикнул пожилой врач.
— Думаю, что уже слишком поздно,— прошептала Мэри Торн.
— Дрожь! — вдруг произнес врач.— Я чувствую, что тело вздрогнуло!
Наступила продолжительная тишина.
— Мне кажется, что он вошел! — воскликнул врач.— Быстро, кислород и адреналин!
На лицо бывшего Фицсиммонса положили кислородную маску, и в руку вонзилась игла шприца. Тело шевельнулось, вздрогнуло, обмякло и шевельнулось снова.
— Ему это удалось! — торжествующе вскричал пожилой врач, снимая кислородную маску.
Директора корпорации, как по команде, встали из кресел и поспешили на сцену. Они окружили ожившее тело, которое моргало глазами и содрогалось в приступах рвоты.
— Поздравляем, мистер Рейли!
— Вы отлично справились с этим, сэр!
— А мы уже начали волноваться!
Оживший уставился на них бессмысленным взглядом, потом вытер рот и произнес:
— Я не Рейли.
Пожилой врач растолкал директоров и склонился над телом.
— Вы не Рейли? — спросил он.— Значит, вы Фицсиммонс?
— Нет,— ответил мужчина,— я не Фицсиммонс, не этот бедный дурачок! И не Рейли. Он пытался влезть в это тело, однако мне удалось его опередить. Я оказался здесь раньше его. Теперь это мое тело.
Неизвестный встал. Директора корпорации отшатнулись от него, один быстро перекрестился.
— Тело слишком долго оставалось мертвым,— прошептала Мэри Торн.
Лицо ожившего человека очень отдаленно, в самых общих чертах напоминало бледное испуганное лицо Уильяма Фицсиммонса. Ничего похожего на решительность Фицсиммонса или раздражительность и юмор Рейли не было в этом лице. Оно походило только на самое себя. Смертельно бледное, с черными точками щетины на подбородке и щеках, с бескровными губами и прядью черных волос, приклеившихся к холодному белому лбу. Когда в теле обитал Фицсиммонс, черты лица составляли единое гармоничное, хоть и ничем не выделяющееся целое. Однако теперь отдельные черты стали какими-то грубыми и словно независимыми друг от друга. Бледное лицо приобрело сырой, незаконченный вид, какой бывает у стали перед закалкой или у глины до обжига в печи.