Все эти многосложности остаются в моем внутреннем употреблении. А человек просто живет так либо иначе…
Конечно, и я тоже вместе со всеми пользуюсь этим общим существительным, и в моем скорбном списке оно значится в разных своих номинациях.
Одну мою бабушку убил сыпной тиф, другую – кишечный рак. Одного деда, инвалида войны, дважды валил инсульт, а доконал рак желудка. Другой покончил с собой в депрессии. Папу сразил инфаркт. Мама долго уходила в альцгеймероподобной мозговой атрофии (возможно, отдаленный результат рентгеновского облучения головы в юном возрасте – в те годы, не зная последствий, рентгеном лечили стригущий лишай).
У меня была куча детских инфекций, туберкулез, плеврит, несколько воспалений легких, язва 12-перстной кишки, энтероколит, панкреатит, гепатит, стенокардия, сердечная аритмия, некая опухоль, несколько переломов, контузий и сотрясений мозга. Разные гриппы, ангины, гаймориты, циститы и прочее. Была слепота на один глаз, оперирован. Неврозы, депрессии – тоже не миновали. И все это – при неплохом здоровье и работоспособности.
Работа оздоровляет. Убедился в том с особой ясностью, когда в 2002 после автокатастрофы, переломанный, лежа навытяжку на спине, написал «Приручение страха». Физически ощущал с каждой новорожденной страницей прилив восстановительных сил: какие-то пчелки дружными вереницами устремлялись из потайного средоточия духа к сломанным болящим костям, заживляли их целебным нектаром…
Можем ли мы думать об ошибках природы? А если за ней – Творец, то и об ошибках Творца?..
Глядя на неисчислимое множество всевозможных врожденных уродств и генетических дефектов, на мутное море дурной наследственности, трудно удержаться от таких мыслей.
Если считать, что у природы есть цель – совершенство, гармония, красота, то приходится признать, что идет она к этой цели с огромными издержками. В природе уйма халтуры, брака и недоделок, до черта нелепостей. Понять и оправдать их можно только одним: слишком много работы, слишком широк поиск, и конца ему не видать…
Кто чаще ошибается – природа или мы, доктора? Пока – мы. Но верю, что когда-нибудь мы станем умнее своей мамаши. О папе пока не будем…
– Больной Леви, в процедурную!.. Больной Леви, где вы? Больной Леви!
Я сидел среди других ожидающих очереди прямо перед дверьми процедурной. Ждал этого вызова. Медсестра выкликнула раз, и другой, и третий, а я молчал и не хотел подниматься. Не хотел не потому, что у меня все болело, и подняться было физически тяжело – я бы и на карачках пополз. Но меня назвали неправильно, меня обозвали.
Нельзя обзывать человека больным. «Мой больной», «твой больной», – говорим мы, врачи, меж собой – это ладно уж. А вот самого человека в глаза обзывать больным – преступление, маленькое, но преступление. А иногда и большое.
Внушение, скверное внушение. Неосмысленное, тупое. Или злодейское – если с намерением: запугать человека, внушить ему тревогу и страх, поставить в зависимость и драть деньги или направить, куда ему не надо…
Вот опасность главная – дурноверие. Инвалидизация самовосприятия: принятие роли больного, вхождение в эту бытность. Установка на болезнь, самопрограммирование болезни, дурная вера. Отождествление себя со своей болезнью.
– Но это же правда, я же и в самом деле болею. Я больной человек…
Болеете, да, ну и что же?.. Правда и то, что все мы – существа смертные. Основание ли это, чтобы врач, смертный врач, обращался к вам со словами:
– Смертный такой-то, пожалуйте ко мне в кабинет! Будем знать, чем больны, но не будем верить, что мы – больные.
Будем понимать болезни свои, но не будем больными себя считать и чувствовать. Будем себе говорить и напоминать: я человек здоровый с такой-то болезнью, болею, но человек я здоровый.
«Больной» – прилагательное, а не существительное. Существительное – человек. Прилагательное прибавляется и отлагается. Существительное остается.
