— Нет. Он понимает все наши доводы. И если пренебрегает ими, то не потому, что жулик или дурак… Голова что-то трещит.
— Вот читай, — сказал Бимбиреков, положив перед Летягиным журнал радиодепеш.
— Прокуратура? — не заглядывая в бумаги, спросил Летягин.
— Догадлив.
— Это мне знакомо.
— Вызывают срочно. Слетай-ка за восемьсот километров.
— Никуда не поеду. Пусть дает показания дядя Рика, — сказал Летягин, рассматривая ствол ружья на свет.
— У тебя нет худшего врага, чем ты сам, — тихо сказал Бимбиреков.
Было заметно, что Летягину тяжело продолжать разговор.
— Пора выходить. Опасную зону надо пройти до полудня. — Он выглянул из палатки, крикнул: — Огуренков, вытягивайтесь со двора! Я догоню! — И стал надевать рюкзак.
— Погоди, — остановил его Бимбиреков. — Объясни, что собираешься делать?
— Нет у меня времени оправдываться, сутяжничать. За весной у нас сразу идет осень. Или успеем поправить дело, или уйдем под снег. Так уже бывало со мной.
Он взял ружье и вышел из палатки. Бимбиреков догнал его во дворе.
— Об одном прошу: не бери вину на себя, — сказал Бимбиреков, идя плечом к плечу. — Тут, в нашем краю, на сто верст никто не желает тебе плохого. Со мной поговорил — и точка. Забудь.
— Где у нас карта района Чалого Камня? — спросил Летягин.
— В доме. Сходить?
— Я сам. Догоняй ребят.
Летягин подошел к дому, дверь была заперта. Стряпуха с закопченным котелком тоже подошла к двери.
— Кто там? — спросил Летягин.
— Барышня с дороги крепко спит, — сказала стряпуха.
А Бимбиреков издали крикнул:
— Я вчера московских практикантов привез!
Заинтересовавшись, он вернулся от калитки. Летягин стучал в окно. Послышался сонный голос девчонки:
— Ну подождите! Сейчас…
— Почему со всеми не разбудили? — спросил Летягин.
— Несколько раз стучала — не встает, — с обидой ответила стряпуха.
— Столичная штучка, работать не будет, — сказал Бимбиреков.
Летягин поглядел на часы.
Наконец в узкую щель двери выглянула Галя. Она была не одета и потому смущена, ей хотелось произвести лучшее впечатление.
— С добрым утром! — сказала она, собравшись с духом.
— День добрый, — буркнул Летягин.
Отстранив девчонку, он прошел в комнату, где на шкафу лежали рулоны чертежей. Пока он искал нужную карту, Галя приводила себя в порядок. Ее раздражало молчание Летягина, и она принялась подчеркнуто беспечно болтать:
— Кажется, вы в горы собрались, на фирновые поля? А я перворазрядница по горным лыжам. Дорджа — тоже. Можно с вами?
— Да, это у нас игра, вроде как в снежки кидаться, — не оборачиваясь, сказал Летягин.
— Глупо! — Она пожала плечами.
Она не знала, как себя держать. Все-таки она не только практикантка, но и женщина. Могли бы с этим посчитаться. Но когда из-под рук Летягина упали и раскатились по полу рулоны, она совсем по-детски бросилась их собирать. Летягин наблюдал за ней искоса. Она улыбнулась.
— Кто вы такая, девочка? — спросил Летягин.
— Моя фамилия Устинович. Меня же представил вам вчера Калинушкин.
— Вы того Устиновича дочка? — спросил Летягин.
И Галя сразу повеселела.
— Все думают: в какую глушь загнал отец, не пожалел…
— Я так не думаю.
Но ее больше не смущала суровость начальника.
— А я сегодня плохо спала. В палатке холодно. Дорджа всю ночь полушубок натягивал на голову. Пришлось уступить ему спальный мешок, а самой — сюда. В Москве говорили, что будут спальные мешки.
— Спальных мешков на всех не хватает. К сожалению, студентам пока один на двоих.
— Остроумно!
Летягин не сразу понял, что сказал двусмысленность. А поняв, рассердился.
— Я хотел сказать, здесь в мешках спят по очереди. Понятно? Вы на практику приехали, понятно? Не к теще в гости! Потрудитесь вставать вместе со всеми. И со всеми работать! Работать!
И, на ходу сгибая карту гармошкой, он вышел из комнаты. Глядя ему вслед, Галя засопела от негодования, выбежала на крыльцо.
Солнечное утро ослепило ее. Она зажмурилась, вынула из кармана темные очки, надела. В ушах звучало: работать, работать! Она сняла очки…
И тогда впервые встали перед ее глазами громады хребтов в разреженном воздухе. Поближе — березовые горы. За ними — рябиновые, лиственничные, кедровые. Выше — извилистые желоба в скалах, отполированные до блеска. А еще выше — ледяные вершины Джуры.
