– Не хватало мне только в колхозе жука навозного, – подвел председатель итоги клинических испытаний. – Будет тут бегать, скот пугать. Доярки и так недовольны чем-то. А где я им лучше возьму? Больной этот… нормальный вообще, можно ему доверять? – обратился Авдеич к доктору.
– Был вроде нормальный, – почти прошептал бледный врач, который не мог прийти в себя от увиденного. – Что теперь делать? – воскликнул он, ни к кому, впрочем, не обращаясь.
– Спиши его нахрен, как старый комбайн! – неожиданно разозлившись, заявил Авдеич.
Через десять минут студенты притащили самогон и немного закуски. Стаканов не было. Председатель скрутил плафон с лампы на стене, студенты пили из крышек противогаза, Женьке с доктором посуда не потребовалась, они принимали успокоительное прямо из бутылки. Пили молча. Произошедшее не укладывалось в голове. Избалованные таблетками, в народные средства почти перестали верить. А тут такое.
После третьей за углом что-то захлюпало, и через секунду оттуда показалось зеленое чучело в сопровождении зловонного облака.
– Халк, Халк! – заорали студенты, указывая пальцами.
– Цыц мне! – среагировал Авдеич. – Не видите, больной вернулся. Давай, болезный, присаживайся. Как самочувствие? – обратился он к пациенту.
Умирающий медлить не стал и быстро влился в компанию. Он даже не закусывал, занюхивая самогон рукавом больничного халата.
Студенты еще несколько раз бегали за бабыдусиным средством. На радостях пили за здравие, за победу и дружбу народов, за что обычно пьют мужики на деревне. Расходились за полночь. Доктор увозил пациента на такси. Водитель долго сопротивлялся, пока больного не засунули в костюм химической защиты, откуда почти не пахло.
Мария Косовская
Котоиваномахия, или Про кота
Иван завел кота. Никто его за руку не тянул, не уговаривал, не плакал: «давай заведем кота, давай заведем кота». Оля, конечно, хотела кошечку, но не настаивала. Иван был не из тех, с кем можно «настоять». Но тут он сам подобрал кота в переходе: жалко, говорит, стало. Потом, правда, не мог понять, как это произошло, Иван же с детства котов ненавидел.
Оля называла кота Маркиз, а Иван – «ушастая скотина». Иван часто говорил коту, как Тарас Бульба – младшему сыну: «я тебя породил, я тебя и убью». Но кот не верил. Или Гоголя не читал.
Иван думал, что с котом будет, как с собакой. Животина станет его любить, преданно приносить тапки, слушаться и выполнять команды. Но едва кот пришел после кастрации в себя, между ним и Иваном сразу же возник конфликт интересов, хотя должно быть наоборот. Конфликт перешел в острую стадию из-за банального паштета.
Ну, не совсем банального. Паштет из гусиной печени «ВкусВилл»: натуральные ингредиенты, сверху нежная пленка виноградного желе. Когда Иван первый раз его купил, они с Олей сразу всю банку съели. На следующий день Иван снова принес паштет, открыл, порезал хлеб, разложил маринованные огурчики на тарелке. Пошел звать Олю. И пока они игриво препирались, кто кого сильнее хочет съесть, кот сожрал паштет. Когда они вошли на кухню, кот сидел на столе и, придерживая лапами, вылизывал банку. Он имел борзый вид, будто был в своем праве.
Иван взбесился и понес кота мочить. Нет, не убивать. А в буквальном смысле мочить, под краном. Кот бесстрашно молчал. Зато орал муж. Испугавшись за психическое здоровье Ивана и за физическое – кота, Оля прибежала в ванную комнату. Муж прижимал кота ко дну ванной и лил ему в морду из душевой лейки. Кот, придавленный, но не сломленный, воротил под струями воды морду и исподлобья так смотрел, что было понятно – мучителя своего он презирает.
– Он не сопротивляется, скотина! Специально бесит меня!
– Тихо, тихо, – успокаивала Ольга, один за другим расцепляя пальцы Ивана на загривке кота.
Ночью, едва Иван захрапел, что означало переход его сна в глубокую фазу, на кухне со звоном что-то рухнуло. Оля даже не встала, сразу все поняла. Иван же вскочил, как ошпаренный, и, не сообразив, стремительно ринулся на кухню. Вскоре из ванной послышались его крики и звук льющейся воды. Кот опять молчал.
– Ты представь, эта ушастая скотина скинул со шкафа коробку коньячных бокалов, – негодовал муж, вновь укладываясь в кровать. – Вдребезги весь набор.