— А ты знаешь, что семена клена, сорванные ветром, разлетаются кругами? Половина крутится вправо, половина — влево, чтобы ветер разнес их в разные стороны.
Она хочет доставить Ирме удовольствие и восхищается мудростью клена.
— А знаешь, почему кора секвойи не горит? Потому что она защищает дерево во время лесных пожаров.
— Потрясающе! — восхищается она мудростью секвойи.
— А знаешь, почему дрожит осина? Нет, вовсе не от страха…
После водокачки — бег по кругу. Кругов два. Один поменьше, внутри, — тут погоняет охранница с хлыстом. Снаружи круг побольше — тут стоит охранница с собакой. Можно выбирать — хлыст или собака.
После бега — зарядка с надзирательницей Пёнтек.
— Alles raus! — кричит Пёнтек, и все выбегают из барака. — Alles rein![29] — кричит она тут же — и все возвращаются. — Alles raus! — все выбегают. —Alles rein! — возвращаются.
Пёнтек очень любит свою работу и домой уходит только когда стемнеет.
На утренней поверке зачитывают полтора десятка фамилий, среди них Мария Павлицкая (Освенцим, добавляет надзирательница) и Ирма Яблоньская (Равенсбрюк).
Она рассказывает Ирме, что в Освенциме делают с беглецами. Вешают на грудь доску с надписью «Ich bin wieder da» — «Я снова здесь». И так, с доской, отправляют на виселицу.
Ирма утешает ее: ты бежала из Губена, не из Освенцима, — но обе знают, как легко подвести ее под закон о доске с надписью.
Она отрывает от немецкого пальто меховой воротник.
Обменивает его на пару ботинок.
Очень приличные — кожаные, со шнурками — ботинки она отдает Ирме Яблоньской.
— Я помогаю ей, — сообщает она Господу Богу. — Ты ведь видишь, правда? А Ты взамен… — она колеблется. — А Ты сделай то, что сочтешь нужным.
Она прощается с Ирмой.
Полицай отводит ее, вместе с группой других узников, в вагон.
Поезд трогается.
Поезд останавливается.
Поезд стоит.
Время идет, поезд стоит.
Поезд трогается и едет в обратном направлении.
Набирает скорость.
Честное слово — он возвращается!
Неужели это возможно, чтобы Господь Бог освободил Освенцим в этот день специально ради нее? Чтобы отблагодарить за отданные Ирме Яблоньской ботинки?
Быть такого не может. Просто смешно. И все-таки поезд возвращается, Освенцим освобожден.
Последним узникам выдают хлеб, бумазейное белье и одежду из тика. Узники, охранники, надзиратели и собаки выстраиваются в колонну по пять человек и шагают на запад, по направлению к Берлину.
Посередине дороги движется колонна немецких беженцев. На велосипедах и подводах, пешком, с рюкзаками, чемоданами, узлами, коврами, одеялами, подушками… Их не охраняют с собаками, никто в них не стреляет, никто их не трогает.
— У тебя есть кто-нибудь в Берлине? — спрашивает девушка из ее пятерки. — Могу дать тебе адрес. А ты мне что? У тебя ж даже воротника на пальто нет.
— У меня вот что есть… — и она вынимает из трусов челюсть с золотым мостом. Отламывает зуб. Девушка осматривает его, прячет в брюки и шепчет: — Айхеналлее, угловой дом, последний. Надо идти в сторону олимпийского стадиона. Скажешь: Эдита Бака передает привет. С байдарок на Лудтензее…
Они ночуют в пустых конюшнях близ шоссе. Она встает до рассвета, в темноте. Прислушивается: все спокойно, собаки молчат (спят, а может, решили, что охранять больше не имеет смысла). Она выходит на шоссе и смешивается с толпой немцев.
Она отдает знакомой Эдиты остатки золотого моста. Взамен получает немного денег, короткое, но теплое платье и моток веревки. Обвязывает веревкой талию и бедра — получается вполне приличный пояс для чулок. Немножко торчит из-под платья, но под пальто все равно не видно. Муж знакомой относит ботинки в ремонт. Теперь можно трогаться в путь.
Она едет на вокзал Гёрлитцер. В кассе требуют разрешение на выезд, его можно получить в национал-социалистическом союзе немецких женщин.
Она идет в этот женский союз и объясняет: она фольксдойч, шла с беженцами, во время налета потеряла сумочку с документами, ее зовут Мария Хункерт. Немецкие женщины верят, и теперь она может купить билет до Вены.
Пересадка в Дрездене. Вечер. Беженцев встречают мальчики из гитлерюгенда. Помогают нести вещи, усаживают в грузовики. Один парнишка спрашивает, где ее багаж.
