Поспать Бонифачо не удалось. Веки у него слипались, в голове шумело, дважды он едва не упал с коня, задремав во время наблюдения за процессом ломки ворот. Много лет назад удар меча чуть не отсек графу ногу. Кость срослась неправильно, граф хромал и без коня чувствовал себя неловко. В седле, напротив, он мог помериться силой с двадцатилетним юношей. Остальное не имело значения.
Теперь же годы начали давать о себе знать. Граф не привык к подобной усталости. Поняв, что в седле его невыносимо клонит в сон, граф спешился и сам взялся за топор — вовсе не для того, чтобы выказать солидарность с солдатами, рушащими ворота. Граф надеялся, что от физической работы пройдет сонливость.
Он с размаху ударил огромным топором по бревну, чуть не угодив по петле внутренних ворот. С внешней стороны, под каменной аркой, ворота крушили еще несколько топоров. После следующего удара графу пришлось вытереть пот со лба. Было жарко. Тучи, замеченные им на востоке еще четыре часа назад, кажется, не сдвинулись с места и не обещали прохлады. Граф забрал из шатра свои доспехи, но не имел ни малейшего желания их надевать. Тяжелый нагрудник и латный воротник лежали на расстоянии вытянутой руки, равно как и шлем — он раскалился на солнце и, без сомнения, мог поджарить и лоб, и щеки. Бонифачо не снял металлических наколенников, потому что дело это было непростое. Наколенники позвякивали при каждом взмахе топора, а поврежденная нога ныла под тяжестью металла.
Рядом с графом работал топором молодой Каррара. Граф решил обратить недоверие юноши в шутку.
— Нужно было выставить посты в городе, — сердился Марцилио.
— Верно! — отвечал граф, с воодушевлением размахиваясь.
— Мы здесь слишком заметны. — Марцилио не выдержал времени между ударами, и его топор едва не опустился на топор графа.
— У-у-у-у-ух! — Граф размахнулся с такой силой, что после с трудом освободил лезвие.
Марцилио мрачно оценил силу удара.
— Между нами и воротами внутренней стены никого.
— Волнуешься из-за малочисленности охраны? Так поезжай с дядей, покараульте внутренние ворота.
— Бог любит Троицу. Присоединяйтесь к нам, синьор Бонифачо, — парировал юноша.
Граф с размаху всадил топор в бревно.
— Видишь — я занят. Для тебя же стараюсь.
Кипя от гнева, Марцилио бросил топор и пошел к дяде. Они о чем-то заговорили, причем Гранде явно соглашался с племянником. Затем вскочили на коней и направились к северу, в дымящийся пригород. Скоро дядю и племянника скрыло облако черной от сажи пыли. Скатертью дорога. Бонифачо оперся на топорище и закрыл глаза. О чем бы ни думал граф, мысли его неизбежно обращались к Псу. К Большому Псу. Это прозвище Скалигер получил еще ребенком, однако лишь много позже оно превратилось в титул, который Скалигер носил сейчас, — Борзой Пес, легендарный спаситель Италии.
Кто же этот Кангранде на самом деле? Графу казалось, он знает ответ. Надменный, порывистый, азартный, кровожадный сын убийцы, вот кто. Что бы там ни говорили о его милосердии и умеренности. Пес выставляет напоказ свое равнодушие к роскоши, однако держит три сотни охотничьих птиц, одевается дорого и по последней моде, сладко ест и пьет. Говорят также, что он неверен жене. Ублюдки Пса множатся по всей Ломбардии. Утешает одно: знающие люди утверждают, что Кангранде производит на свет исключительно дочерей.
Ну и как такой человек управляет целой армией в столь неблагоприятных условиях? А главное, почему люди идут за ним? Чем он их берет? Храбростью? Почему тогда у не менее храброго Винчигуерры да Сан-Бонифачо так не получается? В чем тут секрет?
Послышалось пение. Граф обернулся. Из-за угла, из дымящегося пригорода, появился Ванни Скориджиани. Он вел отряд примерно в шестьдесят солдат, каждый из которых тащил добычу — канделябры, мешки серебряной посуды, даже кресло с поцарапанным изножьем. Без сомнения, Ванни «Асденте» Скориджиани лично отбирал кондотьеров из фламандцев — в одиночку ему бы ни за что не справиться со столь масштабным предприятием, как разграбление Сан-Пьетро.
Увидев графа, Ванни закричал:
— Эй, Бонифачо!
Беззубый был пьян. Он попытался сплясать на булыжной мостовой, но ударился затылком о потемневший деревянный знак сапожной лавки. Ванни выругался, выхватил меч и под одобрительные вопли солдат обрушил на нечестивую деревяшку целый град ударов.
