Но Пьетро привлекла манера исполнения фрески.
— Какая прекрасная работа, — произнес он.
— Отличная, — подхватил Монтекки и, приглядевшись, добавил: — У жеребца шея изогнута под правильным углом, грива подстрижена как надо… Ой! Извини. Просто мой отец разводит лошадей. Художника зовут Джотто ди Бондоне.
Внезапно Пьетро расхохотался, немало смутив Марьотто.
— Ты что, слыхал о нем, Пьетро?
— Бери выше — я с ним знаком. Он друг моего отца. В каком-то смысле. Мы часто у него бывали, когда жили в Лукке. — Пьетро вовремя закрыл рот.
Видя, что приятель чего-то недоговаривает, заинтригованный Марьотто принялся его тормошить:
— Ну? Так что ты хотел сказать?
Пьетро покачал головой.
— Ты когда-нибудь видел детей Джотто? Они прекрасно воспитаны, умны, деликатны. Но до чего же уродливы! Что девочки, что мальчики. Страшны как смертный грех. Однажды мы у них ужинали, и отец спросил, как человека, создающего столь прекрасные фрески, угораздило наделать столь безобразных детей.
— Прямо так и спросил? И что же Джотто?
— А Джотто и говорит: «Друг мой, все дело в том, что фрески я пишу при дневном свете».
Еле сдерживая смех, юноши прошли на лоджию.
Где-то около Торре ди Конфине одинокий всадник придержал коня перед трактиром. Всадник был молод и, судя по глазам, несколько не в себе. С коня летели хлопья пены. Юноша спешился. На его крик «Эй, хозяин! Свежую лошадь, да побыстрее!» явился мальчик-конюх с куском сыра. В тот же миг дверь открылась и на пороге возник трактирщик собственной персоной, весьма дородной и об одной руке. Конюх, разинув рот, смотрел на хозяина; тот, в свою очередь, наметанным глазом окидывал юношу и его коня.
— Этому лошадь не давать, — обернулся трактирщик к конюху. — Он свою загнал и мою загонит.
Юноша, тоже загнанный, стиснул собственное предплечье. Дождавшись, когда трактирщик удостоит его вниманием, он выдохнул свою весть и вывернул свой кошель.
При виде ли золота или от услышанного, но толстяк поменял отношение к гостю на прямо противоположное. Юноше поднесли кружку крепкого эля; конюх в это время поспешно седлал лучшую лошадь. Юноша дрожал крупной дрожью, казалось, он вот-вот разрыдается. Он не сомневался, что едва избежал смерти; не сомневался также и в том, что по его горячим следам уже мчится целая армия.
Через десять минут он летел по дороге, бурдюк был туг от вина, шпоры нещадно впивались в лошадиные бока. Трактирщик тем временем успел созвать соседей — вместе они решали, уйти или рискнуть остаться.
Солнечный свет заливал огромную лоджию, выходящую на восток. Ее полукруглую крышу поддерживали колонны. Залу и лоджию разделяли пышные занавеси; сейчас они были отдернуты, и юношам, стоящим на пороге залы, правитель Вероны и его благородные гости казались изображениями самих себя. На заднем плане великолепной картины поблескивала река Адидже.
Но конечно же, всякого, вошедшего в залу, поражал в первую очередь не вид Адидже, а сам Кангранде делла Скала — он всегда был центральной фигурой любой композиции. Каштановые волосы, высветленные итальянским солнцем, обрамляли мужественное лицо. В движениях чувствовалась огромная сила, причем он не растрачивал ее впустую — каждый жест был выверен и точен.
«Он мог бы с тем же успехом называться Ястребом», — подумал Пьетро, заметив, что в зале помимо людей присутствуют собаки и ловчие птицы.
Последних Кангранде разводил. Соколы и ястребы свободно сидели на деревянных столбах, хранивших отпечатки их когтей. На птицах были клобучки, однако гости, пытавшиеся кормить птиц мясом из рук, все равно немало рисковали собственными пальцами.
У ног Капитана разлеглись две овчарки. Огромные, узкомордые, они казались совершенно дикими зверями; но вот Кангранде вытянул руку — и овчарки превратились в безобидных щенят, старающихся привлечь внимание хозяина веселой игрой.
Одна собака явно чувствовала себя главной. Это был гибкий, жилистый зверь с характерной длинной узкой мордой и изогнутыми клыками. Кангранде кинул псу подачку, и тот поймал лакомый кусок прямо на лету. Когда пес снова улегся у ног хозяина и принялся глодать кость, Пьетро разглядел, что на попонке у него вышиты серебром лестница и орел — знаки семейства делла Скала. Длинная шерсть на спине несколько свалялась под попонкой — признак, что пес был veltro, то есть из породы борзых. Слово veltro являлось синонимом к слову «полукровка». Кангранде носил кличку Il Veltro, дававшую его врагам пищу для острот.
