— Монтекки, — подсказал красавчик. — Марьотто Монтекки.
— Да, помню — ты держал молодого ястреба.
Улыбка у Монтекки была ослепительная.
— Верно! Я сам его обучаю, чтобы охотиться вместе с Капитаном. Может, и ты к нам присоединишься? В следующий раз?
Отчаявшись привести дублет в божеский вид, Пьетро с готовностью кивнул.
— Сочту за честь.
Ночью из-за хлопот с багажом ему не удалось повеселиться. Глава семейства Алагьери, конечно, не преминул поучаствовать в охоте вместе с благороднейшими синьорами. Всю ночь Пьетро и Джакопо проклинали злую судьбу; утром же страдания их удвоились, так как все в городе только и обсуждали, что ночную забаву.
Нельзя сказать, чтобы Пьетро любил охоту. Скорее, ему хотелось любить охоту, так же как хотелось мечтать о воинской славе. Наверное, неправильно было, что ни в первом, ни во втором он не видел смысла.
Монтекки оглядел Пьетро с головы до ног.
— Мы добудем тебе ястреба-перепелятника. Его оперение подойдет к твоей… — Брови Марьотто соединились в тонкую, идеально прямую линию. — Где твоя шляпа?
Пьетро инстинктивно провел рукой по темени и шляпы не обнаружил. Оглядевшись, он увидел свое сокровище втоптанным в грязь.
Монтекки метнулся к шляпе и выхватил ее из-под многочисленных башмаков и сандалий.
— Мои соболезнования. — Лицо Марьотто выражало неподдельную скорбь — он трепетно относился к одежде.
Пьетро выдавил улыбку и взял из рук Монтекки измятую шляпу с поломанным пером.
— Ничего. Она мне не особенно нравилась.
Ах, как она ему нравилась! Баловство, разумеется, но Пьетро не баловали в детстве. Отец придерживался принципов аскетизма, в том числе и в одежде. Пьетро не без труда отвоевал себе право носить дублет и кольцони — в этих предметах гардероба отец усматривал побуждение юношей к распутству. Шляпу Пьетро подарил правитель Пизы, великий Угуччоне делла Фаджоула, прекрасно понимавший, какую роль в жизни молодого человека играет мода. Пьетро убедил отца, что отказом от подарка они нанесут Угуччоне смертельную обиду. Старый циник почему-то купился на фразу «Отец, я буду носить эту шляпу из почтения к вашему покровителю». Ношением шляпы, которую держал в руках Пьетро сейчас, вряд ли можно было продемонстрировать почтение.
— Я подарю тебе новую шляпу! — порывисто воскликнул Марьотто.
— Не стоит беспо…
Марьотто был неумолим.
— Ты в Вероне и дня не прожил, а твою шляпу уже испортили. Мы пойдем к лучшему галантерейщику в городе. Не отставай!
Не последовать за Монтекки означало обидеть его. Полуденное солнце немилосердно пекло Пьетро спину, пока он почти бегом устремился за новым товарищем, стараясь не отвлекаться на бесчисленные соблазны пьяцца делле Эрбе. («Лучшие кнуты и упряжь!») Мужчины всех возрастов толкались и толпились, покупали и продавали, нахваливали товар; на пути встречались пилигримы, карманники, евреи; раз даже попался настоящий мавр. («Рыба! Крабы, креветки, устрицы! Их особенно любит наш Капитан!») Пьетро без труда выделял мельников, цирюльников, кузнецов. Все они старались перекричать друг друга, каждый из-за своего прилавка или из своей мастерской. («Приворотное зелье! Избавьтесь от старого мужа! Заполучите молодого красавца!») А сколько еще интереснейших вещей укрылось от внимания Пьетро, вынужденного спешить за Марьотто! («Меха лучшей выделки! Не дайте жаре обмануть себя! Зиму никто не отменял! Купите шубу летом!»)
Что за шум!.. Звенели наковальни, кричали звери — их показывали за деньги. Обезьяны скакали по клеткам, ястребы клекотали, собаки лаяли; их перекрывали гитары, лютни, флейты, виолы, скрипки, тамбурины и голоса трубадуров. Вот оно, вавилонское столпотворение, думал Пьетро. Пирожник совал под нос прохожим корзину со своим благоухающим товаром, ничуть не смущаясь присутствием продавца могильных плит. Торговцы не имели права напрямую обращаться к прохожим; в результате запрета первые рисовали огромные вывески, а вторые от этих вывесок шарахались. Право, вывески казались нахальнее живых зазывал. Запрет не распространялся на хулу: каждый торговец мог безнаказанно хаять товар соседа, в то время как его собственный товар расхваливала вывеска. Над вывесками, на низких балконах, мужчины обменивались новостями, судили спорящих и делали ставки на кулачных бойцов.
