Я рассмеялась, так как знала, что она шутит. По крайней мере, я так думала.
– Девочки, у вас все хорошо? – спросил Джим из-за двери.
– Замечательно! – отчиталась Кеннеди. – Не входи, у нас тут сверхсекретный разговор!
Я еще громче засмеялась и села рядом с подругой. – Точно? – на всякий случай уточнил Джим.
– О господи, дядя! – крикнула Кеннеди. – Дай нам немножко побыть наедине.
Он рассмеялся, и я услышала, как его шаги отдаляются от двери.
– Значит, после того как он тебя эротично выкупал…
– Мою руку. Он вымыл мою руку. Но его ладони были такие теплые и нежные…
Кеннеди захихикала и упала спиной на кровать. – Прямо классическая история про Золушку. Он – твой принц. Ты будешь жить долго и счастливо в окружении богатства, роскоши и многочисленных слуг.
Я сглотнула подкативший к горлу комок. Долго и счастливо? Как же я смогу жить счастливо, если со мной нет моей мамы?
– Что у тебя с лицом? Я же просто пошутила.
– Ничего. – Я встала и начала распаковывать оставшиеся коробки.
– Но что случилось после того, как он изнасиловал твою руку? – Кеннеди знала, как снова вызвать на моем лице улыбку.
– Хватит говорить всякие гадости, иначе Джим ворвется к нам, чтобы спасти меня.
Кеннеди закатила глаза.
– Так странно, что ты называешь дядю «Джимом», а не «дядей Джимом»… Согласна, формулировку я выдала запутанную.
Я захохотала. Успокоившись, ответила:
– По-моему, ему так больше нравится.
На самом деле я понятия не имела, как ему больше нравится, ведь никогда его об этом не спрашивала.
– Как знаешь. Но давай вернемся к Мэттью. Хватит уже менять тему разговора! Итак, после того эпизода с рукой…
– Он дал мне бумажное полотенце и назвал Изабеллу «катаклизмом». Сказал, чтобы я не расстраивалась из-за нее. А потом он добавил: «Встретимся в школе, Бруклин» и вышел.
Кеннеди прижала руки к груди.
– Так он знает, как тебя зовут? Круто! И он пошел за тобой в женский туалет? Это уже нечто!
– В том, что ему известно мое имя, нет ничего удивительного. Мы вместе ходим на один урок.
– Да, и ты говорила, что мистер Хилл называет там всех только по фамилиям. А он знает твое имя. И еще он весь из себя такой беззаботный и счастливый. Как думаешь, он заговорит с тобой в понедельник? Глупый вопрос. Конечно, заговорит. Он же твой рыцарь в сияющих доспехах.
Даже если так, я встретила его на несколько недель позже, чем нужно. Я уже потеряла то единственное, что нужно было спасать.
– Какие чудесные фотки! – Кеннеди взяла фотографий с моей тумбочки. – У тебя есть кнопки? Нужно развесить их по стенам.
– Я спрошу у Джима.
Подруга покачала головой, как будто расстраивалась всякий раз, когда я называла дядю «Джимом».
Я спустилась на кухню.
– Веселитесь? – спросил Джим, не отрываясь от своего кроссворда.
– Угу.
– Кеннеди – хорошая девочка. Я рад, что вы с ней поладили.
Я не знала, что на это ответить. Они с матерью Кеннеди, по сути, и сдружили нас. Кроме Кеннеди в школе со мной больше никто не разговаривал. Ну, кроме Мэттью.
Я покачала головой, прогоняя от себя эту мысль. – У тебя есть кнопки?
– В верхнем ящике слева от раковины.
Я открыла ящик и достала нужную коробочку. Уже собиралась вернуться к себе в комнату, но остановилась. Слова Изабеллы все никак не шли у меня из головы.
– Ты знаешь, что ребята в школе считают, будто я учусь по стипендии? – спросила я.
Джим наконец посмотрел на меня.
– Наверное, потому что во всей «Эмпайр-Хай» правду знает только Кеннеди и директор школы. Я попросил его оформить твои документы так, чтобы никто ни о чем не догадался.
– Что? Но почему?
– Новая школа – всегда испытание, малышка. Я не хотел, чтобы все стало известно. Это может еще больше усложнить тебе жизнь.
– Джим, тебе не стоило так поступать.
Он пожал плечами.
Я не стеснялась того, что он работал уборщиком. Ни капли. Я не избегала встреч с ним в коридорах, хотя мы все равно редко виделись. Как будто…
– Ты специально избегаешь меня в школе?
– Тебе будет проще, если остальные ученики ничего не узнают.
Я открыла рот, а потом закрыла его. Точно такая же мысль пришла мне в голову, когда сегодня вечером надо мной нависла Изабелла. Он не ошибался. Неприятная истина, но все же. Джим защищал меня. Впервые с того момента, как я переехала, я почувствовала, что меня любят. В самом деле, я не испытывала этого ощущения после смерти матери.
