Мисс Шанд слегка сменила позу.
— Хорошо. Грингласс, — сказала она приятным хрипловатым сопрано, — я беру игру на себя.
Аплодисменты.
— Но, мисс Шанд, — вскинулся ее представитель, — я получил указания…
— Заткнись, Грингласс, — произнесла мисс Шанд.
Буря оваций.
Она легко улыбнулась, обведя взглядом гостиную. Гул стих. Наступила полная тишина.
— Я хотела бы лично сделать краткое и совершенно неподготовленное заявление. У моего отца была гостиница в Элкхарте, в Индиане. Я — младшая из семи детей, четверо мальчиков и три девочки. Пока у меня не появились свои баксы, я донашивала то, что доставалось от старших, включая синие джинсы моего брата. Мы были небедными, но практичными. Папа, чтобы прокормить девять ртов, занялся гостиничным бизнесом. То есть в его распоряжении всегда было достаточно постелей и шеф-повар для кормежки. Если мы воображали, что лучше других, то тут же получали от папы по заднице. Будучи самой младшей, я, наверно, решила стать актрисой с единственной целью — чтобы моя аудитория молчала, когда я произношу хоть три слова! Я училась на артистку не разгибая спины. Я работала с Санди Меснером, Альфредом Диксоном и уж не помню с кем еще из знаменитостей. Я пробилась на телевидение, а потом и в Голливуд. Мне повезло, но, кроме того, я знала свое дело. И сама всего добилась! Хочу, чтобы вы это четко поняли. И мне не нужно было спать с каждым продюсером!
Ее слова могли стать поводом для смеха, но что-то в ее голосе заставило присутствующих отнестись к ним серьезно.
— Когда я впервые попала в Голливуд, у меня была возможность встречаться с многообещающим молодым актером. Я отказалась. Я отказывалась от дешевых романчиков. И оповестила о том всех и вся — отказываюсь. Это могло положить конец моей карьере — ведь я ссорилась с боссами студий, — но съемки картины были как раз на середине. Меня не могли выставить до их окончания. И так уж получилось, что я за свою роль была номинирована на награду Академии. После этого со мной и заключили контракт. В нем говорилось, что не будет никаких дурацких публичных акций, никаких романов на публику, никаких дешевых штучек. Все упоминалось в контракте. Это ясно? Вчера после прибытия сюда выяснилось, что мои драгоценности исчезли. Я видела, как таможенник укладывал их в чемодан и запирал его. Но когда я в номере открыла чемодан, их там не оказалось. Мне вернули их в то время, когда я терпеливо отвечала на вопросы одной вашей сопливой коллеги — вы ее знаете. Я открыла пакет в ее присутствии. Результат вам известен. — Она стиснула пальцами спинку дивана. — Я считаю, что драгоценности были украдены. Я не имею представления, почему их вернули. Но могу предположить. Если такая мистификация организована моей студией, то это нарушение моего контракта, и я порву его так быстро, что вы и опомниться не успеете. — Она незаметно перевела дыхание. — Надеюсь, это ясно?
Все разразились смехом, сопровождаемым аплодисментами. Тем не менее атмосфера была наполнена откровенным недоверием.
— Эприл, могу ли я задать вопрос? — В первом ряду поднялась девушка-репортер.
— Да.
— Собираетесь ли вы выходить замуж за виконта де Баллинкорта, которого видели вместе с вами на Каннском кинофестивале?
— Боюсь, что этот молодой человек питает любовь только к моим доходам, — с иронией ответила Эприл.
— Грубо! — сказал кто-то.
С задних рядов донесся свист.
Лицо Эприл чуть отвердело, но она продолжала улыбаться.
— Как говаривал мой отец: «Когда тебя освистывают, можешь быть уверена, что к твоему интеллекту это не имеет отношения». Боюсь, что восприняла вас слишком серьезно, леди и джентльмены. В игру вступает Грингласс. Я же возвращаюсь к светским обязанностям. Взятка — скотч, бурбон, виски и водка — ждет вас в соседней комнате. — Она вежливо улыбнулась. — Не думала, что встреча с вами доставит мне большое удовольствие, леди и джентльмены, — и она в самом деле не доставила!
Довольные, что пресс-конференция подошла к концу, толпа репортеров с той поспешностью, которую требовала вежливость, направилась к столу со «взятками». Лишь один мужчина, который стоял в дверях, не снялся с места. Это был высокий, худой молодой человек в светло-сером летнем костюме — он стоял, протирая очки в толстой роговой оправе.
