— Прилив поднимается, сэр, — раздался голос Тригембо. В нем слышалось волнение. Его тоже обуревают предчувствия?
Дринкуотер подумал вдруг, что есть нечто неестественное, даже нелепое в том, что он стоит вот тут, на полоске французского берега посреди ночи, сам не зная ради чего. Чтобы успокоить застучавшее сердце он стал вспоминать про Элизабет. Она теперь спит, и даже не подозревает, где сейчас ее муж — замерзший, беспомощный, и не на шутку испуганный. Натаниэль посмотрел на матросов. Те сгрудились в кружок у шлюпки.
— Разойдитесь и успокойтесь, здесь слишком открыто для засады, — приведенный им довод позволил всем догадаться, что ему тоже не по себе. Люди молча повиновались. Глядя на их мрачные лица, Дринкуотер чувствовал, как у него самого начинает перехватывать дыхание, а ладони потеют.
Послышавшийся стук копыт и позвякивание сбруи вскоре стали громче и на юге можно стало различить смутные очертания движущегося объекта. Вдруг из темноты вынырнуло небольшое ландо, державшееся линии прибоя, смывающего следы колес. Неожиданность была взаимной. Испуганное ржание отпрянувших лошадей дополнилось возгласами матросов, бросившихся прочь с дороги.
Дринкуотер дернулся, заметив, как от удара копытом от планшира шлюпки отлетела щепка. Животное в ужасе переступало ногами, пытаясь освободиться. Подсобив ему с помощью лезвия своего тесака, Дринкуотер потянул поводья, разворачивая голову лошади прочь от гички.
Из ландо выпрыгнул человек.
— Êtes-vous anglais?
— Да, месье, но где вас, черт возьми, носило?
— Pardon?[5]
— Сколько вас? Combien d'hommes?
— Trois hommes et une femme. Но я могу говорить по-английски.
— Садитесь в шлюпку. За вами гонятся?
— Oui, да… Другой человек, он… э… blessé — мужчина не мог найти английское слово.
— Ранен?
— Верно. Якобинцами из Картерета.
Дринкуотер утвердительно кивнул. Француз был молод и напуган до предела.
— Садитесь в шлюпку, — Натаниэль махнул в сторону матросов и отдал приказ. Из ландо появились еще две фигуры — мужчина и женщина. Они застыли в нерешительности.
— Шлюпка! Идите в шлюпку…
Французы заговорили, мужчина развернулся к открытой двери повозки. Раздражение вытеснило страх, и Дринкуотер, приказав двум матросам вытащить из экипажа раненого, стал подталкивать упирающегося француза к гичке.
— Lebateau, vite! Vite!
Он грубо сгреб женщину в охапку, удивившись ее легкости, и не обращая внимания на то, что та напряглась и забилась, протестуя против нежеланной фамильярности. Натаниэль, не обращая внимания, бесцеремонно закинул ее в шлюпку. От сопротивляющегося столь «рыцарскому» обращению тела до него донесся легкий аромат лаванды. Лейтенант обернулся к матросам, возящимся с раненным французом.
— Живее там! — рявкнул он. — Остальные пусть позаботятся, как удержать на плаву эту чертову штуковину.
Моряки с силой зацепились за гичку, когда на берег обрушилась мощная волна, облизнувший их ноги язык подстегивал поторопиться.
— С приливом поднимается чертово волнение, — сказал кто-то.
— А как с багажом, месье? — это был тот парень из экипажа. Похоже, ему первому удалось хоть отчасти оправиться.
— К черту багаж, садитесь!
— Но золото… мои бумаги, mon Dieu! Мои бумаги! — француз пытался выбраться из гички. — Вы не захватили мои бумаги!
Но вовсе не документы привлекли внимание Дринкуотера.
— Золото? Что за золото?
— В ландо, месье, — произнес сидящий за ним.
Дринкуотер выругался. Вот, значит, что кроется за этой безумной вылазкой: монеты! Частное состояние? Капиталы роялистов? Деньги правительства? Какая разница. Золото есть золото, и вот этот чокнутый дурак мчится обратно к своему экипажу. Дринкуотер последовал за ним. Он распахнул дверцу и заглянул внутрь. На полике, смутно различимые в темноте, стояли два обитых железом ящика.
— Тригембо! Полл! Взять этот! Вы, месье, aidez-moi!
Согнувшись под весом ящиков, они, поднатужившись, перевалили их через борт шлюпки. Та была уже на плаву, глухо стукаясь о песок днищем, когда волны покрупнее, шипя, накатывались на пляж.
Тут со стороны Картерета послышались крики. Песок задрожал под ударами множества копыт. Отряд драгун!
