Естественная – это в точку. Лаура Розбург, мать Астрид Бломваль, сама похожа на грубо оштукатуренный домик, который купила под Бурк-ан-Бресом. Вольные заросли сада ей под стать и такие же живые: кишат улитками и божьими коровками. Домик, как и она, приземистый, а на макушке растрёпанная… нет, не солома, а выгоревшая на солнце черепица – точь-в-точь её волосы. У неё руки ремесленника – ногти сострижены под ноль. В дверях струятся занавески из деревянных висюлек, почти на каждой стене – по распятию, на разрозненных комодах и столиках – по истрёпанной Библии, всюду пластмассовые, каменные или деревянные фигурки святых из Лурда и из других её путешествий. Холодильник весь в фотографиях Астрид: в скаутской форме, в одеянии причастницы или как она бодро шагает по швейцарским горам, – все держатся на уродских магнитах: голова сенбернара с бочонком рома на шее, швейцарский флаг, шведский флаг… Практически вся посуда в доме собственного производства, даже кружки с тарелками, – не слишком тонкой, зато надёжной керамики, лакированные, иногда раскрашенные, часто в мелких трещинках.
Лаура разливает нам чай из огромного рыжего чайника и, что страннее всего, обращается на «вы»:
– Значит, вы и есть новые подруги Астрид. Я много о вас наслышана. Рада, что Астрид встретила таких хороших, искренних девушек.
Понятия не имею, откуда она это взяла, но мы с Хакимой киваем, а она нас мечтательно разглядывает, как будто у нас нимбы отросли.
– По-моему, это ваше путешествие – отличная идея. Сегодня как-то слишком боятся отпускать детей, позволять им спать под открытым небом, бродить по дорогам. Но вот вы, Хакима, скажите, ваши родители согласились вас отпустить?
– Я ещё не спрашивала, – робко отвечает Хакима. – Но удивлюсь, если они согласятся.
Я тоже удивлюсь, и на самом деле вот где проблема, о которой все молчат с тех самых пор, как был разработан план. Как убедить родителей Хакимы? Ей двенадцать с половиной. В таком возрасте обычно не отправляются на великах (на велике?) из Бурк-ан-Бреса в Париж, торгуя по пути колбасками, в бредовой надежде пробраться на елисейский приём в честь 14 июля!
– Просто нужно объяснить им, – говорит Лаура, – что всего несколько поколений назад многие дети сами по себе ходили в лес или в горы – скаутские отряды, например.
– Да… конечно, – отвечает Хакима, – только скауты – это что-то католическое, а мы с родителями не католики, так что они не поймут.
– Скауты не только у католиков, – вмешивается Астрид. – У протестантов тоже есть.
– Но мы и не протестанты, – уточняет Хакима.
Тут вмешиваюсь я:
– Да вообще при чём тут это? Мы не скауты, мы торгуем колбасками. И незачем нам ссылаться на каких-то церковных детишек – простите, мадам. Мы дерзкие, мы зададим собственную моду! Ясное дело, они согласятся, родители твои.
Все молчат, потому что ясно ровно обратное. Если совсем начистоту, будь я родителями Хакимы, я бы ни в коем случае не отпустила её с Мирей Лапланш и Астрид Бломваль, поскольку обе незамужние, бездетные, единственные дети в семье, подростки, которые плохо встраиваются в общество, плохо втискиваются в свои шмотки, и ещё пару недель назад все знали, что у них нет друзей. Хотя… в конце концов, ведь заботиться о других учишься быстро, если есть стоящий повод? Например, то, как морщится нос у Хакимы и крохотные лампочки вспыхивают в её чёрных глазах всякий раз, когда она говорит о путешествии.
«Естественная» Лаура одобрительно кивает. Мы грызём домашнее печенье, изготовленное, судя по всему, из сахара, шоколада, масла, мелкого гравия и свежего цемента.
– Я дам вам прицеп, – выносит вердикт Лаура и идёт открывать скрипучие ворота гаража. – Делайте с ним что хотите: перекрашивайте, приспосабливайте. Лучший год моей жизни я провела с ним, странствуя и продавая свои работы, пока не…
Голос у неё срывается (прямо как тот глиняный горшок с горы садовых инструментов, когда открылись ворота).
– Пока не родила меня и мой отец её не бросил, – грустно шепчет Астрид.
Я представляю в красках, как Лаура Розбург и этот шведский папаша Астрид колесят с прицепом по всей Европе и продают горшки в каждом встречном городишке. Кочевая жизнь, совсем неприспособленная для малышки с гноящимися глазами. Не потому ли ушёл швед? Не потому ли Астрид прибило к Швейцарии и она без восторга, но и без жалоб провела всё детство под церковный хор и песни «Индокитая»?
