Самым сложным в этом предприятии было начало. Альберт легко приходил в уныние: стоило ли бороться ради того, чтобы сыграть роль, вызывающую у него тоску, и в которой, что совершенно ясно, никто, кроме дорогого барона, не желает его видеть? Куда проще и спокойнее пустить все на самотек. Но Стокмар не мог этого допустить. Он постоянно играл на двух струнах — чувстве долга Альберта и его личной гордости. Неужели принц забыл те благородные цели, которым должна быть посвящена его жизнь? Неужели он допустит, чтобы им самим, его женой, семьей, самим его существованием управляла баронесса Лейзен? Последний аргумент был особенно весом. Альберт не привык никому уступать, а теперь это было унизительнее, чем когда бы то ни было. Но его раздражало не только положение баронессы при дворе; существовала еще одна, и более серьезная, причина недовольства. Он прекрасно понимал, что интеллектуально превосходит жену, и все же, обнаружил он к своей крайней досаде, существуют области ее ума, над которыми он не властен. Когда, подстрекаемый бароном, он пытался заговорить с Викторией о политике, она уклонялась от темы, переходила на общие рассуждения и затем начинала говорить о чем-нибудь другом. Она относилась к нему так же, как когда-то к дяде Леопольду. Когда же наконец он запротестовал, она ответила, что ей просто лень об этом говорить, что когда она с ним, ей не хочется забивать голову столь скучным предметом, как политика. Извинение было хуже самого прегрешения: разве это он был женой, а она мужем? Выглядело почти так. Но барон утверждал — корень всех неприятностей кроется в Лейзен: именно она подстрекает королеву иметь секреты и, что еще хуже, эксплуатируя природную бесхитростность Виктории, побуждает ее (подсознательно, безусловно) объяснять свое поведение ложными причинами.
Мелкие противоречия еще более усугубляли дело. У супругов не совпадали вкусы. Альберт, воспитанный в спартанской простоте и привыкший рано вставать, считал дворцовый распорядок слишком утомительным и в пол-одиннадцатого его можно было видеть дремлющим на софе; тогда как любимым развлечением королевы были всенощные танцы, после чего она выходила на дворцовый портик и наблюдала восход солнца над собором святого Павла и башнями Вестминстера. Она любила Лондон, а он ненавидел. Только в Виндзоре он чувствовал, что может нормально дышать. Но и Виндзор имел свои недостатки: хотя днем он мог рисовать, гулять, играть на рояле, после обеда черным покрывалом опускалась скука. Ему бы хотелось пригласить известных ученых и писателей и, выслушав их мнение по различным вопросам искусства и науки, высказать свое собственное; но, к сожалению, Виктория «не обладала достаточным воображением для поддержания разговора с такими людьми». Зная, что не сможет на равных участвовать в их беседах, она настаивала на неизменности вечерних ритуалов. За традиционным обменом банальностями с представителями свиты следовали, как обычно, круглый стол и книги с гравюрами, в то время как принц играл партию за партией в шахматы со своими адъютантами.
И совершенно естественно, что в такой необычной ситуации, перемешавшей столь странным образом элементы власти, страсти и гордости, иногда возникало нечто большее, чем простое раздражение, — начиналась борьба характеров. Виктория не больше Альберта была склонна играть вторую скрипку. Ее деспотичный темперамент буквально взрывался. Ее энергия, упрямство, ее высокомерное осознание собственного положения вполне могли одержать верх над его превосходством и его правами. Но она боролась в неудобном положении; по сути, она уже не была себе хозяйкой; глубокая озабоченность охватила ее, подчиняя самые сокровенные ее желания своей воле. Она была безумно влюблена. Подробности этих странных баталий нам неизвестны, но принц Эрнест, на несколько месяцев оставшийся в Англии с братом, описывал их с теплотой и Недоумением. Одна история, впрочем, сохранилась, и хотя достоверность ее вызывает серьезные сомнения, она, как и все подобные истории, дает общее представление о сути происходящего. Как-то в гневе принц заперся в своей комнате, и Виктория, уже успокоившись, постучала в дверь. «Кто там?» — спросил он. «Королева Англии», — последовал ответ. Он не сдвинулся с места, и на этот раз удары посыпались градом. Вопрос и ответ повторялись несколько раз, и, наконец, после паузы раздался стук помягче. «Кто там?» — еще раз прозвучал неумолимый вопрос. Но ответ теперь был иным: «Твоя жена, Альберт». Дверь немедленно распахнулась…
