– Нет, погодите минутку. Вы считаете, что все это, – он повел рукой в направлении пузырьков с лекарствами, – полная ерунда, ведь так?
– О нет, – сказала Селина, опасаясь вызвать его раздражение. – Мисс Моррисон говорила, что с вами что-то такое…
Его губы искривились в горькой усмешке.
– Люди думают, что я ипохондрик. Но они понятия не имеют, что значит быть неспособным хоть на минуту забыть о своем желудке.
– Это несварение, – отважно поставила диагноз Селина. – Одна из воспитательниц в приюте тоже этим страдала. Все, что вам нужно, – это сода и как следует пережевывать пищу.
Он удивленно рассмеялся; смех прозвучал так неестественно, словно Уильямс давно позабыл, как надо смеяться.
– Вы чудачка. Но вы что, сирота из приюта?
– Да, – ответила Селина. – Я выросла в приюте.
– Бог ты мой! – воскликнул писатель и снова засмеялся. – Это невероятно! О чем только думает Макс Сэвант? – Мимолетный интерес в его глазах угас, и он снова принялся расстегивать рубашку. – Я собираюсь лечь в постель. Проследите, чтобы до ужина меня не беспокоили. На ужин я хочу какую-нибудь легкую, приготовленную на пару рыбу, молочный пудинг и полбутылки шампанского.
– Да. Мистер Уильямс, – начала девушка, и он вдруг раздраженно повернулся к ней:
– Ну давайте, говорите, что вы там подумали!
– О, я подумала, – спокойно ответила Селина, – что вам бы гораздо лучше спалось, если бы вы пошли немного посидели в саду на солнышке. Я имею в виду, что горячая грелка и рыба на пару и все эти пузырьки, ну, это портит вам настроение, ведь правда?
Он посмотрел на нее, и лицо его скривилось в гримасе.
– Неужели вы, люди, не понимаете, что я болен? – трагическим, но капризным тоном произнес он. – Болен и полон литературных задумок, которые мучают меня и все ближе подводят к грани безумия?
– О да, мистер Уильямс, – торопливо закивала Селина, абсолютно не понимавшая, о чем он толкует. – Я пойду и позабочусь о горячей грелке. Может быть, вы хотите чего-нибудь еще?
– Да. Если я пойду и посижу в вашем ужасном садике, вы придете и расскажете мне об этом нелепом приюте?
Она изумилась, но тут же любезно улыбнулась:
– О, конечно, если только мисс Моррисон мне позволит.
– Благодарю вас, мисс Таск, – чуть насмешливо кивнул Уильямс.
– Все называют меня просто Селина, – сообщила она и вышла.
Внизу Морри оторвалась от своих расчетов и заметила:
– Постель и грелка, как обычно, я полагаю. Господи, и это в такой погожий денек!
– Ну нет, – вступилась за писателя Селина. – Я думаю, он собирается пойти посидеть в саду, если вы позволите мне поговорить с ним часок. А вы могли бы заменить стол, пока его не будет.
Морри внимательно посмотрела на девушку.
– Клив Уильямс желает, чтобы кто-то поговорил с ним! – медленно констатировала она. – Я сошла с ума?
– Он хочет послушать о приюте. Возможно, он думает, что это пригодится ему для книги.
– Приют! Ты опять за свое, Селина? Не представляю Клива Уильямса, пишущего сентиментальные рассказы о сиротском приюте. Но иди… иди. Все, что угодно, только бы он не нервничал.
– Я действительно думаю, – серьезно продолжила Селина, – что это для него лучше, чем лежать с грелкой. Я имею в виду, что это только портит ему настроение. А еще ему нужна сода, вот и все.
– И ты сказала ему об этом? – с любопытством осведомилась Морри.
– Да, – кивнула Селина, – надо приготовить для него немного.
– Глупцы торопятся… – начала было Морри, но замолчала и вернулась к расчетам, жестом отослав Селину.
Шла последняя неделя июня. Весь штат пансиона активно готовился к наплыву многочисленных отдыхающих, который ожидался в самом начале июля. Надо было привести в порядок комнаты, составить график прибытия гостей, рационально расположить столики в столовой. До этого в «Барн-Клоуз» отдыхало всего несколько молодых людей, теперь же ждали приезда семейства Бейкер, которые каждый год проводили здесь летние каникулы. Уже явились полные энергии молодожены Фрейрсы и, конечно, Вэл Проктор.
Селина была несколько озадачена замечаниями по поводу миссис Проктор, которыми обменивались служащие. Постоянная гостья, она всегда занимала один и тот же номер, один из самых лучших в южном крыле, и насколько поняла Селина, никогда не платила за него ни цента.
