Арендная плата за нашу квартиру составляет тысячу двести долларов в месяц, не считая расходов на еду и коммунальные услуги. После того как от нас съехала Хизер, моя доля составляет около восьми сотен. А мне же еще новую шину для своего велосипеда покупать нужно. Нет, пятьсот долларов – это мало, тем более за такое щекотливое дельце.
– Тысяча пятьсот, – объявляю я, поднимая брови. – Наличными, проверенными железом. Половину вперед, а вторую половину, если я не вернусь, отдашь Вивьен как помощь моей семье, пережившей тяжелую утрату.
Брайерн поджимает губы, но я-то знаю, что деньги у него есть. Просто он не хочет мне платить слишком много – боится, что я стану разборчивой в отношении работы.
– Тысяча, – отвечает он и лезет во внутренний карман своего твидового пиджака, чтобы вытащить из него пачку банкнот, перехваченных серебряной скрепкой. – Вот, смотри, у меня как раз сейчас при себе половина. Можешь забрать.
– Хорошо, – соглашаюсь я. Тысяча баксов – вполне приемлемая плата за работу, которую можно выполнить за одну ночь. Если мне повезет, конечно.
– Дай знать, когда закончишь, – шмыгает носом Брайерн, протягивая мне деньги.
У меня на кольце для ключей висит железный брелок. Я демонстративно проверяю им каждую банкноту, чтобы убедиться в том, что деньги настоящие. Никогда не лишне напомнить Брайерну о том, что я начеку.
– Плюс еще пятьдесят долларов на текущие расходы, – поддавшись неожиданному порыву, добавляю я.
Брайерн хмурится, затем лезет в другой карман и вытаскивает оттуда дополнительные деньги.
– Сделай все как надо, – говорит он.
То, что он так легко соглашается на мои требования, – дурной знак. Вероятно, мне следовало бы задать больше вопросов, прежде чем браться за это дело. И дольше торговаться.
Но теперь уже поздно.
Я снова сажусь на велосипед, машу Брайерну на прощание и трогаюсь в сторону центра города. Когда-то я представляла себя рыцарем верхом на коне, одерживала в мечтах славные победы в состязаниях и битвах. Очень жаль, что мои таланты нашли теперь свое применение в делах, не имеющих ничего общего с рыцарской честью.
Готова согласиться в том, что я достаточно умелый киллер, однако по-настоящему виртуозно я умею действовать на нервы и доставать до печенок. Хочу надеяться на то, что это поможет мне уговорить фейри-людоедку сделать все так, как я хочу.
Но прежде чем отправиться на встречу с ней, я решаю поспрашивать вокруг.
Первым мне попадается хоб по имени Сорока, который живет на дереве в Дубовом парке в Диринге. Он говорит, будто слышал, что она «красная шапка». Ну, для меня это не такая уж сногсшибательная новость. Я выросла в семье, где такой «красной шапкой» был мой отчим, так что я отлично знаю их натуру.
«Красные шапки» постоянно и страстно желают насилия, жестокости и крови. Жаждут убивать. Лишенные на достаточно долгое время возможности делать это, они начинают нервничать. Если такой монстр следует традициям, у него должна быть шапка, которую он регулярно смачивает кровью своих убитых врагов, – считается, что вместе с кровью шапка впитывает в себя часть жизненной силы убитого.
Я спрашиваю имя, но Сорока его не знает. Он посылает меня к Ладхару, клурикону, который отирается в дальних углах баров, слизывает – когда этого никто не видит – пену с пивных кружек и обманывает смертных в азартных играх.
– А ты не знаешь? – говорит Ладхар, понизив голос. – Грима Мог.
Я едва не заявляю, что он лжет, хотя понимаю, что лгать Ладхар просто не может. Затем у меня в голове мелькает картинка – я трясу Брайерна, вышибаю из него дух за каждый заплаченный им проклятый доллар.
– Но какого черта она здесь делает?
Грима Мог – это ужасный генерал Двора Зубов, что на севере Фейриленда. Того самого двора, откуда бежали Таракан и Бомба. Когда я была маленькой, Мадок читал мне на ночь мемуары о боевых операциях Гримы Мог. При одной мысли о том, чтобы столкнуться с ней нос к носу, я покрываюсь холодным потом.
Победить Гриму я не смогу. И не думаю, что у меня есть хоть один шанс ее перехитрить.
– Я слышал, ее уволили и прогнали со Двора, – говорит Ладхар. – Возможно, она съела кого-то, кого любила леди Ноури.
