Значит, она тоже его видела.
София чувствовала, как жгучий румянец заливает щеки. Она ненавидела себя за стыдливость. Ненавидела неудобные ситуации и неуклюжие, объяснения. Она предпочитала всегда решать проблемы, не оставляя недомолвок. Но с этим мужчиной девушка чувствовала себя совершенно беспомощной, если еще прибавить сны, в которых он являлся ей на протяжении четырех месяцев – с обнаженной грудью, опершись на скалу на побережье Шотландии. Они не прибавляли ей уверенности в себе.
– Кто вы на самом деле? – спросила она, убирая за ухо непослушную прядь.
– Кронпринц Александр Уильям Чарлз Октавос Торн.
От его улыбки у нее ослабели колени.
– Я говорю правду. Поверьте мне, – приложил он руку к груди.
– Вы лжете!
Он покачал головой:
– Нет.
Задержав дыхание, она внимательно посмотрела на него. Дедушка всегда считал, что она знаток человеческих характеров. Но мысли этого мужчины невозможно угадать. Он словно закован в железный панцирь.
Однако в его глазах необычного оттенка – лепестков вереска, – в плотно сжатых губах, осанке, манере держаться проявлялись достоинство и благородство.
Со стоном София отвернулась. Невозможно. Такое бывает только в сказках, а не в реальной жизни. Принц, скажите пожалуйста! Неужели она занималась любовью с принцем?
София прижала руку к животу.
Ребенок… У нее в горле встал ком. София росла в семье единственным ребенком, но с пяти лет с ней обращались как со взрослой, и ей пришлось вести себя соответственно. Но она не переставала мечтать иметь в своей будущей семье много детей. Ее детей. Она бы учила их читать, плавать, управлять кораблем, а самое главное – оставаться детьми.
Но иметь ребенка от особы королевской крови – совсем другое дело.
На мгновение София решила, что она заснула на палубе и солнце напекло ей голову. Рассудок играет с ней в безумные игры, и случившееся не что иное, как галлюцинация, кошмарный сон. Кораблекрушение, туман, мужчина…
С надеждой она ущипнула себя за руку. Боль оказалась очень даже реальной. Значит, она не спит.
– Так как вас зовут? – спросил он.
София подняла глаза и прошептала:
– София Данхилл из Сан-Диего, Калифорния.
Улыбнувшись, принц взял ее за руку.
– Пойдемте в дом, София. Высушимся, а потом займемся спасением вашего корабля.
– Господи боже мой! Только не еще одна американка! – воскликнул король.
Прислонившись к шкафу орехового дерева в дворцовой библиотеке и скрестив руки на груди, Алекс наблюдал, как его брат Максим и беременная сестра Кэти повернулись к своим американским половинам и расхохотались.
Десять минут назад Алекс оставил свою маленькую русалочку в ванной, предварительно заставив поклясться всеми святыми, что она не сбежит. Девушка обещала остаться «по крайней мере на ночь». Он не знал, можно ли ей верить, но другого выхода у него не было. К тому же, задержись он рядом с ней хоть на минуту, он не смог бы не заняться с ней любовью.
Даже сейчас одна мысль о девушке в его ванне, наготу которой скрывают облака благоухающей ванилью пены…
Руки непроизвольно сжались в кулаки. Контроль, контроль и еще раз контроль.
– В отличие от моих брата и сестры, – нахмурился Алекс, – я не питаю к ней романтических чувств, отец.
Король потрепал свою гончую Глинду по голове, откинулся на спинку кресла и сделал глоток бренди.
– Надеюсь, что нет. Неразумно проводить время с…
– С американкой, ваше величество? – хихикнула Фрэн, жена Макса.
Король хотел наградить жену сына строгим взглядом, но, взглянув на «очень» беременную и «очень» американскую Фрэн, тоже не смог сдержать улыбку. А когда симпатичная ветеринарша улыбнулась в ответ и потрепала его по коленке, старик покраснел от смущения.
Зрелище превращения отца из диктатора в смущенного подростка поразило Алекса. Он никогда не видел короля таким. Во всяком случае, с тех пор как вернулся домой после развода. Не нужно быть профессиональным психологом, чтобы догадаться: «американка» действует на него благотворно.
Максим повернулся к Алексу:
– Так ты нашел ее на пляже, да?
Алекс скупо кивнул. Он не стал рассказывать подробности. Нет нужды сообщать кому бы то ни было о том, что произошло на пляже. Достаточно того, что он сам никак не может выбросить случившееся из головы.
