— Ты должен отрубить ей руку, — сказал Далмаг. Тон его голоса был деловым, но в нем слышались коварные интонации. — Это уже не исцелить. Если руку не отрезать, то начнется гангрена. И тогда она умрет за неделю.
Фальрах заставил себя посхмотреть на наковальню. Кобольд был прав. Никакая магия Альвенмарка не сможет вылечить это. Он судорожно сглотнул.
— Если это не сделаешь ты, этого не сделает никто. Мы можем просто обмотать это тряпкой. Кстати, здесь ты умрешь завтра. Посмотри как следует на ее руку. Это же мы сделаем с твоими руками и ногами. — Далмаг подал державшему Фальраха троллю знак. — Отпусти его. Ты когда-нибудь слышал, как пахнет гангренозная рана? Ведь от вас, эльфов, никогда не воняет. Как думаешь, гангрена тоже будет источать ароматы?
Тролль действительно отпустил его. Фальрах сделал глубокий вдох. Он не отрываясь смотрел на меч. Мелкие снежинки кружились вокруг лица. Солнце скрылось за крышами. Раскаленные угли окрашивали сожженную кузню красноватым светом, от которого по остову крыши плясали призрачные тени.
— Даже не думай об этом, — произнес за его спиной Далмаг. — В руинах у меня стоят арбалетчики. Твое выступление в зале было очень впечатляющим. Думаешь, получится еще раз, если в тебя выстрелят семеро стрелков одновременно?
Олловейн смог бы? Фальрах хорошо знал, что сам на такое не способен. И не отваживался вновь положиться на то, что создал из этого тела Олловейн. Только не в здравом уме! В зале его обуял гнев. Теперь нужно было сохранять трезвый рассудок.
Он подошел к железной корзине. В ночное небо взлетели искры, когда он медленно извлек меч из углей. Рукоять оружия стала настолько горячей, что ее было трудно удерживать.
Эльф подошел к потерпевшей поражение королеве. С какими надеждами он отправился с ней в Снайвамарк! Думал, что любовь, оборвавшаяся столетия назад с его смертью, оживет.
Этого не произошло, и теперь он стоял перед Эмерелль, готовый отрубить ей руку.
Снежинки шипели на раскаленных угольях.
Эльфийка подняла голову. Едва заметно кивнула.
Фальрах тяжело вздохнул. Заставил себя посмотреть на то, что осталось от кисти, которую он ласкал когда-то. Ладонь и пальцы исчезли.
Раскаленная докрасна дуга пронзила ночь. Плоть и кости почти не оказали сопротивления клинку.
— Подними меч, — сдавленным голосом произнесла Эмерелль.
Он удивленно повиновался.
Королева поднялась. Посмотрела ему прямо в глаза. Темная кровь пульсирующей струей лилась из ужасной раны. Эмерелль протянула обрубок руки к его мечу и прижала рану к раскаленному металлу.
Рот ее открылся в безмолвном крике. Затем она рухнула ему на руки. Меч выпал и вонзился в снег с громким шипением.
— Поздравляю, эльф. Ты хороший палач, — произнес Далмаг. — Мне действительно интересно, насколько храбрым окажешься ты завтра, когда роли поменяются. Она не кричала, твоя любовница. Она столь же холодна, когда вы любите друг друга?
Фальрах ногой подцепил меч, лежавший в снегу.
Далмаг отпрянул.
— Помнишь об арбалетчиках, храбрый эльфийский рыцарь? Может быть, они попадут в вас обоих.
В бессильной ярости Фальрах сдался. Сопротивление было бесполезно. Кобольд прав. Любое неповиновение только приблизит развязку.
— Этот парень слишком осмелел, — мрачно проворчал Далмаг и махнул рукой двум троллям, которые несли корзину. — Побейте его немного. Но не слишком сильно, а то завтра мы и поразвлечься не сможем. Он должен трепыхаться, когда мы положим его на наковальню.
