«Ого! — подумал он. — Еще сегодня утром принц уверял меня, что его неразговорчивость объясняется думами о Коризандре, ну а теперь… как знать?»
Тем временем горожанин приказал отвести им комнату, подошел к молодой даме, подал ей руку и увел в дом. Генрих мечтательно смотрел им вслед.
— Однако! — сказал Ноэ. — Что вы скажете об этой мещаночке, Анри?
— Она очаровательна, голубчик Ноэ!
— Не хуже Коризандры?
— Ну вот! — недовольно ответил принц, скандализованный подобным сравнением. — Я засмотрелся на нее просто потому. что мне пришла в голову странная мысль: не та ли это женщина. которую прошлой ночью преследовал Рене?
— Возможно, но ведь та была на черной лошади, а эта — на белой…
— Велика важность! Лошадь можно переменить… Но что-то в ее манерах, движениях говорит мне, что это она! Однако… Эй, ты там, поваришка! — крикнул он трактирщику. — Скоро ты покончишь со своей стряпней? Я голоден!
— Анри, Анри, — лукаво шепнул Ноэ, — готов держать пари, что вам не хочется ни есть, ни пить, а просто не терпится повидать поскорее вашу незнакомку!
— Да замолчи ты, глупый человек!
— И я нисколько не буду удивлен, если вы… «втюритесь» в нее, как говорит Брантом.
— Я люблю Коризандру! — пылко возразил принц.
— О, я верю, — ответил Ноэ с насмешливой улыбкой, — но в путешествии отсутствующая возлюбленная точно так же теряет свои права, как муж, уехавший на войну или на охоту!
— Ноэ, ты богохульствуешь! Ты отрицаешь любовь!
— Ничего подобного! Просто я философ, имеющий свои принципы!
— А в чем заключаются эти твои принципы?
— В том, что нет никакого греха снять ризу с иконы св. Петра, если хочешь надеть ризу на икону св. Павла!
— Не понимаю!
— Я говорю, подобно вашей бабке Маргарите Наваррской, языком притч. Риза — любовь, икона — женщина, которую обожаешь. И если риза всегда со мной, а в путешествии мне вместо св. Петра встретился св. Павел, то…
— Милый мой Ноэ, ты просто развращенный вольнодумец! Я отвергаю такие нечестивые принципы!
— Посмотрим, посмотрим! — насмешливо сказал Ноэ.
В этот момент в дверях появился хозяин; он почтительно доложил, что гусь шипит на вертеле, и попросил своих гостей в ожидании соблаговолить отдать честь матлоту из угря, тушеной турской свинине и остатку кабаньего окорока, не пренебрегая парой запыленных бутылок старого вина.
Как раз тут появился и горожанин с молодой женщиной. Генрих любезно подскочил к последней, подал ей руку и усадил на почетное место справа от себя. Уселись за еду. Горожанин держал себя очень хорошо: он не говорил лишнего, хотя и не отмалчивался, был почтителен без низкопоклонства и угодливости, любезен без навязчивости. Молодая женщина, к которой он обращался на «вы», называя ее Саррой, тоже держалась прелестно: она очень мило отвечала на любезности и галантные шутки принца и его спутника, но при этом ее лицо становилось печальным.
Принц старался рядом ловких расспросов разузнать, кто такие его собеседники. Что старика звали Самуилом, это Генрих узнал из обращения к нему Сарры, но от каких-либо разъяснений Сарра и Самуил решительно уклонялись, ограничившись замечанием, что едут из Тура в Париж. Как только ужин кончился, Сарра ушла к себе в комнату, а Самуил отправился в соседнее помещение, где ему приготовили постель.
— Пойдем подышим свежим ночным воздухом! — сказал принц, увлекая Ноэ на улицу.
— Уж не собираетесь ли вы поговорить со мной о Коризандре?
— Ты все смеешься! — ответил Генрих.
— Ничуть не смеюсь. Просто мои предсказания сбываются, и вы уже «втюрились» в хорошенькую мещаночку.
— Ошибаешься! Меня просто интригует: кем она приходится этому горожанину? Дочерью, женой? И она ли именно та женщина, которую вчера преследовал Рене!
— Ну, все это не так-то легко узнать!
— Если это его дочь…
— Что тогда? — спросил Ноэ принца.
— В таком случае у него очень хорошая дочь, только и всего. Но если это — его жена… о, тогда…
— Ах, бедная Коризандра! — рассмеялся Ноэ.
— У тебя отвратительная манера издеваться! — воскликнул Генрих, кусая губы. — Так я же докажу тебе, что ты ошибаешься, и уйду спать!
Придя к себе в комнату и приказав подать лампу, Генрих не раздеваясь уселся на кровать и глубоко задумался, но не о Коризандре, а о прелестной незнакомке.