Однако секунды шли своим чередом, а он по-прежнему дышал и явно был жив живёхонек.
Когда пленник открыл глаза вновь, то увидел Хиггинса, держащего в руках верёвку с гнилой грибокартошкой. Развернувшись, тот неторопливо пошаркал назад. Толпа нехотя расступалась пред старцем, многие голодные взгляды с неприкрытой завистью следили за испорченной пищей в руке бывшего ювелира.
— Хиггинс… не уходи… постой… — прошептал Скалозуб, но слишком тихо, чтобы его мог услышать хоть кто-нибудь.
Теперь недружелюбного вида гномы зловеще окружали подсудимого плотным кольцом. В руках у многих были самодельные дубинки из разных строительных материалов. Один, с на удивление ухоженной бородой, плюнул Скалозубу в лицо. Тот ничего не мог сделать, разве что поморгать. Гном ухмыльнулся, обнажив нестройный ряд жёлтых зубов.
Скалозуб не заметил замаха, в памяти запечатлелась уже летящая в голову дубинка, а потом…
Потом начался сущий кошмар. От удара прибитое ухо разорвалось, но не успел Скалозуб взвыть от боли, как со всех сторон на него посыпались новые удары. И не было им числа.
* * *
К тому времени, когда окровавленный гном вконец обмяк и бессильно повис на колодках, пыл его палачей убавился лишь самую малость.
Судорожно поддёргивались не слушающиеся своего владельца конечности, корпус превратился в настоящую отбивную. Несчастное правое ухо теперь было всего лишь одним из тысячи болевых очагов. Струйки крови прокладывали себе дорожки по коже, капля за каплей отовсюду стекая к земле. Глаза из-за обильных кровоподтёков Скалозуб не смог бы открыть, даже если бы захотел.
Но открывать их он не хотел. Единственным его желанием было провалиться в забытье. Шагнуть в небытие и остаться там навсегда…
На самой грани потери сознания, падая в спасительный обморок, Скалозуб услышал чей-то громогласный приказ:
— Прекратить! Хватит!!! Пусть подольше помучается.
Надежда — одно из тех лекарств, которые не излечивают, но которые позволяют страдать подольше.
Марсель Ашар
Скалозуб беспомощно полустоял-полувисел. Ноги не слушались и подгибались, но боль в шее не позволяла полностью повиснуть на колодках. Всё тело страшно ломило, левый глаз не открывался. С каким-то отстранённым омерзением Скалозуб осознал, что во время побоев успел конкретно обгадиться — дерьмо засыхало на ногах вперемежку с запёкшейся кровью. Внутренности выворачивало наизнанку, казалось, его сейчас вот-вот вырвет, но получалось лишь пускать слюни и время от времени выхаркивать какую-то желчь. Голова готова была лопнуть и отвалиться, шея затекла так, что при всём желании он не смог бы сейчас её повернуть. Дыхание стало прерывистым, сломанные рёбра и скрученное в три погибели тело не давали сделать ровный глубокий вдох.
В паре шагов от колодок несколько грязных ребятишек, разинув рты, наблюдали за осуждённым.
— Ну и воняет же от него! — воскликнул старший, поймав на себе взгляд Скалозуба. — Интересно, законнорожденные все такие вонючки?
— Григги, мама не разрешила сюда нам ходить! — проканючил совсем ещё маленький гномик, потянув того за рукав.
— Цыц, маменькин сыночек! Будешь хныкать, больше никуда тебя не возьмём!
Паренёк взял длинный прут и бесцеремонно ткнул Скалозуба в щёку.
— Смотри, как дёргается! Ха-ха-ха! А ну-ка, покажи свои зу-у-убки! — теперь прутик тыкался закованному гному прямо в рот. — Ого, гляди какие зубища! Правду говорят, законнорожденные жрут новорождённых детей!
Хныкавший малыш кинул в Скалозуба ком грязи:
— Мама сказала, что он плохой! — послышался смех его сотоварищей. — Давайте накажем дядю!
— Побьём его?
— А вдруг начнёт брыкаться?
— Тогда покидаем в него камнями!
— Может, лучше отрежем ему бороду? Вот это будет позорище!
— Да, давайте побреем дядю! Ха-ха!
Скалозуб безучастно взирал на подростков. Где-то на задворках сознания внутренний голос вопил, — нужно защищаться, спасаться, кричать! — но сил не хватало даже просто сказать пару слов.
Сбегав за ножницами, старший из ребят, Григги, с деловым видом начал неуклюже обстригать его бороду. Лишиться бороды считалось высшим унижением для чести и достоинства взрослого гнома, однако сейчас это убеждение казалось Скалозубу смешным. Что значит остаться без бороды в сравнении с тем, чтобы лишиться всего? Дома, семьи, любимой женщины, здоровья, самой своей жизни… Борода отрастёт всего лишь за год-другой, а вот всего остального не будет уже никогда.
