– Ты неправильно меня поняла, – пробормотал я.
Ничего я ей сейчас не скажу. Потом, когда Самсонов объявится, она сама все для себя решит.
– Я к тебе по делу, – сообщил я, стараясь переменить тему. – Долго думал и решил: а почему бы нам не возродить нашу, то есть самсоновскую, программу?
Надо было видеть лицо Светланы в эту минуту. Это было больше, чем просто изумление.
– Та-а-ак, – протянула она наконец. – Значит, созрел?
Я пожал плечами, не желая ничего объяснять. Не скажешь же ей, в самом деле, что на это меня подвигнул сам Самсонов. К тому же ее сарказм был мне понятен. На протяжении этого года Светлана несколько раз звонила мне, предлагая поучаствовать в возрождении программы, а я все время отказывался, находя тысячи причин, хотя настоящей была одна-единственная: я считал, что в прошлое невозможно вернуться. Может получиться очень похоже, но так, как было, никогда.
– А почему бы и нет? – сказал я. – Соберемся вместе – я, ты, Демин – и будем снимать. Думаю, получится неплохо.
Светлана засмеялась и обняла меня.
– Ты просто чудо, Женька! Я так счастлива, что ты снова готов работать! Я верила, что когда-нибудь это обязательно произойдет.
И опять засмеялась – каким-то своим мыслям.
– И Алекперов предлагал мне вернуться к нашей программе, – сказала она. – Звонил пару раз и говорил об этом открытым текстом.
– Он же собирался заниматься этим самостоятельно! Нашел себе нового ведущего, этого… как его… Горяева.
При упоминании о Горяеве Светлана махнула рукой и так скорбно посмотрела на меня, что я понял: с Горяевым большие проблемы.
– Они сделали три выпуска программы, – сказала она. – И все три оказались провальными.
– Я что-то ни одного не видел.
– Это были пилотные выпуски для просмотра в узком кругу. Отсняли три выпуска, показали их Алекперову, и тот схватился за голову.
– Неудачные?
– Не то слово, Женя. Полное фиаско. Горяев пробкой вылетел с телевидения. Алекперов наконец увидел то, что мы обнаружили гораздо раньше. Ты помнишь этот горяевский сюжет с кошельком на веревочке?
Я засмеялся. Прошло время, целый год, а тогда нам, конечно, было не до смеха.
– Все встало на свои места, – сказала Светлана. – И нам снова предлагают работать.
– Как ты себе это представляешь?
– Соберемся втроем – я, ты, Демин…
– А где он, кстати? Я ничего не слышал о нем.
– У него были серьезные неприятности. Его несколько месяцев вызывали на допросы, пытались повесить на него хищения и незаконные валютные операции, но ничего, кажется, не смогли доказать. Теперь он администратором у какой-то завалящей эстрадной группы. Я думаю, он согласится поработать, если мы ему это предложим.
– А мы предложим? – осведомился я.
– Да.
Она искренне хотела возродить нашу группу, по человечку, по кусочку, и ради этого готова была принять и Демина, с которым у нее никогда не было особой любви.
Появился Дима.
– И вот Дима еще, – сказала Светлана, продолжая наш разговор.
Я с сомнением воззрился на ее протеже.
– А что, товаг'ищ, вы с чем-то не согласны? – демонстративно не выговаривая «р», осведомился у меня Дима. – Попг'още надо быть, батенька, попг'още!
И он посмотрел на меня лукавым взглядом. Как он был сейчас похож на Ленина – речью, жестами! Перевоплощение, свершившееся в секунду, совершенно меня покорило. Я засмеялся. И Светлана засмеялась тоже.
– Он кого хочешь может изобразить. Я еще не знаю, как нам это использовать, но что-то должно получиться, я уверена.
– Ну, допустим, – признал я.
– Димины друзья тоже могли бы принимать участие в съемках, – продолжала она. – Ну а с техническим персоналом и вовсе не будет проблем.
– И еще деньги, – напомнил я. – Алекперов ведь авансом не даст ни копейки. Он заплатит только за программы, стопроцентно готовые к выходу в эфир.
– Да, – подтвердила Светлана. – Но мы ничего не будем у него просить. Деньги есть.
– Откуда?
Мое изумление было совершенно неподдельным. На съемки требовались большие суммы. Тысячи, десятки тысяч долларов. И я никогда не ведал о существовании у Светланы таких денег.
– Я продала дом.
Тот самый, самсоновский, понял я.
– Я все равно не смогла бы там жить.
