- Мне только остается удалиться от света! - произнес король. - О, родная Нормандия! Я наказан за то, что покинул тебя!
Эдуард снял с груди какой-то талисман, поглядел на него, и лицо его стало совершенно спокойно.
- Идите, - сказал он, бросаясь в свое кресло в изнеможении, - идите, Сивард и Стиганд, управляйте, как знаете, делами государства!
Стиганд, довольный этим согласием, данным против воли, схватил графа Сиварда за руку и вышел с ним из кабинета. Вожди, между тем, оставались еще несколько минут. Саксонцы молча смотрели на государя, а норманны в недоумении и смущении перешептывались друг с другом, бросая горькие, пронзительные взгляды на своего слабого покровителя. Потом они все вместе вышли по коридору в сени, где собрались все их земляки, и воскликнули: "На лошадей... вот весь опор, сломя голову!.. Все погибло - спасайте хоть жизнь!.. Спасемся - хорошо, а нет - делать нечего!"
Как при пожарной тревоге или при первом треске землетрясения расторгаются все узы и все души сосредоточиваются в одном чувстве самосохранения, так и тут все собрание в беспорядке, толкаясь, ругаясь, бросилось в ворота. Счастлив был тот, кому попалась лошадь, ратная или ломовая, а то и лошак. Кто вправо, кто влево, бежали надменные норманны, бароны, графы и рыцари, кто один, кто вдвоем, вдесятером и больше. Но все благоразумно избегали общества тех вождей, около которых они прежде увивались и которые должны были теперь сделаться первым предметом народной ярости. Только двое, даже в этот час общего эгоизма и страха, успели собрать вокруг себя самых неустрашимых своих земляков. Это были лондонский и кентерберийский правители. Вооруженные с головы до ног, они бежали во главе своей дружины. Много важных услуг оказал им в тот день де-Гравиль, как проводник и как защитник. Он провел их кругом, в тылу обоих войск, но, встретив новый отряд, спешивший на помощь Годвину с гирфордских полей, он принужден был на отчаянный подвит - войти в город. Ворота были открыты для того ли, чтобы впустить саксонских графов или чтобы выпустить их союзников, лондонских жителей. Беглецы кинулись в ворота и помчались по три в ряд по узким улицам, оправдывая даже в бегстве свою громкую славу, рубя и ниспровергая все, что попадалось на пути. На каждом перекрестке встречали их саксонцы с криками:
"Вон! Гони, руби заморцев!" Пиками и мечами пробивали они себе путь. Пика лондонского правителя была обагрена кровью, между тем как сабля кентерберийского сломалась пополам.
Так пробились они через весь город к восточным воротам и выехали, потеряв из своей дружины только двух человек.
Выехав в поле, они для большей безопасности разделились. Те, которые были знакомы с саксонским языком, бросили кольчуги и стали пробираться лесами и пустырями к морскому берегу. Прочие же остались на конях и в доспехах, но также старались избегать больших дорог. В числе последних находились и оба правителя. Они благополучно достигли Несса, в эссекском графстве, сели в рыбачью лодку и отдались на произвол ветра и волн, подвергаясь опасности погибнуть в море или умереть от голода, пока, наконец, не пристали к французскому берегу. Остальные члены этого чужеземного двора частью нашли приют в крепостях, остававшихся еще в руках их земляков, частью скрывались в ущельях и пещерах, пока не удалось им нанять или украсть лодку. Так произошло в лето 1052 достопамятное рассеяние и бесславное бегство графов и баронов Вильгельма норманнского!
ГЛАВА III
Витан собрался во всем своем великолепии в большой палате вестминстерского дворца.
На этот раз король сидел на троне и держал в правой руке меч. Около него частью стояли, частью сидели несколько придворных чинов пониже британского базилейса*. Тут были постельничий и кравчий, стольник-тан и конюший-тан и мкожество других титулов, заимствованных, быть гложет, от византийского двора. Это тем вероятнее, что в старину английский король величался наследником Константина. За ними сидели писцы, имевшие гораздо больше значения, чем можно было предполагать, судя по их скромному названию. Они заведовали государственной печатью и захватили в свои руки власть, прежде неизвестную, но в это время сделавшуюся ненавистной саксонцам. Из них-то возникло впоследствии могучее и грозное судилище королевская канцелярия.
