Гельд обнимал ее, отчаянно пытаясь собраться с мыслями. Это дико, нелепо, жестоко – заставить ее отвечать за предательство мерзавца Гримкеля. Ну, да, ее никто не винит. Спроси любого, считает ли он Борглинду виноватой, и каждый ответит: конечно нет. Просто так принято. Если жалеть заложников, то зачем их брать? А если их не брать, то как заставишь врага повиноваться? Жертвы нужны, чтобы боги были милостивы к оставшимся. За благополучие племени ведь надо платить? И если шестнадцатилетняя девушка должна платить за благополучие чужого племени – значит, так уж ей не повезло.
Судьба! Он сам, Гельд, уже попытался влезть в чужую судьбу, и теперь только и думает, как бы выбраться обратно. Навоевался, хватит! Второй раз его в это безобразие ни один конунг не заманит. Тем более такой, которого как бы и нет. Вон, Бьёрн снаряжает «Кабана» и умоляет плыть отсюда, пока можно. Шагая сюда от Висячей Скалы, Гельд решил прощаться с Аскефьордом навсегда. Но теперь он не мог и подумать уплыть, бросив Борглинду. Что из того, что она ему – никто, заложница одного чужого племени в другом? Она живая, а ее хотят сделать мертвой! А она не хочет! Она хочет жить. И она имеет на это право!
Гельд словно проснулся: тоска и боль разочарования отступили и рассеялись, как туман перед огнем, душа и мысли были заняты новым, живым и необходимым делом. Если позволить подлости расти и процветать, то скоро от нее будет некуда деваться, сказал он когда-то Асвальду ярлу. То, что хотят сделать с Борглиндой, тоже подлость. И не говорите мне ничего про необходимость и обычай. Она должна жить. Мертвых хватит, хватит! И если он позволит им убить ее, то ее заплаканное юное лицо будет преследовать его еще более жестоко, чем те, кого он убил в двух своих битвах.
– Вот что, – сказал Гельд, когда Борглинда стала рыдать немножко потише. – Слушай… Не реви. Я что-нибудь придумаю. Слышишь?
Борглинда несколько раз кивнула, не в состоянии выговорить хоть слово.
– Я что-нибудь придумаю, – повторил Гельд, понятия не имея, что тут можно придумать. Ничего, нужда оборванку прясть научит. – Ты мне веришь?
Борглинда опять кивнула. Гельд Подкидыш был сейчас единственным человеком на свете, которому она верила.
Из усадьбы конунга Гельд направился к Дымной Горе. Бьёрн почти приготовил «Кабана» к отплытию, но ведь надо еще как-то вытащить ее из усадьбы. Ее не выпускают. Одному не справиться. Прикидывая, кто мог бы помочь, Гельд вспомнил только Слагви и его сестру. Они поймут. А если не помогут, то хотя бы не выдадут.
Когда он добрался до усадьбы Стуре-Одда, уже начало темнеть. Сольвейг при виде Гельда ахнула и взглянула на него как-то смущенно. Она уже знала кое-что, чего он не знал. Если он заговорит об Эренгерде, то придется ему сказать…
Но, к удивлению Сольвейг, Гельд заговорил вовсе не об Эренгерде.
– Вы знаете… Это правда, что Борглинду хотят принести в жертву? – начал он, когда Сольвейг и Слагви усадили его на скамью.
– Еще бы! – откликнулся Слагви. – Я уже ей говорил… Ты пока не очень переживай, без конунга ничего не решат и не сделают. А когда он вернется, я его попрошу. Может, он мне ее отдаст.
– И что ты будешь с ней делать? – Гельд вопросительно глянул на него. Ответ им обоим был известен.
– Ну? – Слагви повел плечом. – Мы ее не обидим. Все лучше, чем под нож… Или чем быть проданной неизвестно какой свинье. А она нам всегда нравилась.
– Обоим?
– Ну, что уж ты так сразу…
– Как будто я вас не знаю! Вы же ничего по отдельности не делаете. Ты мне лучше скажи: тебе ее не жалко? Если бы она, – Гельд показал глазами на Сольвейг, которая сидела у него с другого бока, – вот так попала? Тебе бы понравилось?
– А что я могу сделать? Я же как лучше хочу.
– А если ей это не лучше?
– А ты хочешь, чтобы ее зарезали?
Гельд помолчал.
– Просто жалко ее, – сказал он потом. – В жертву Гримкеля надо было. Он куда жирнее, кстати.
– Гельд. – Сольвейг, внимательно за ним наблюдавшая, тронула его за руку. – Чего ты хочешь? Что ты придумал?
– Пока ничего, – сердито сознался Гельд. Но ему стало легче оттого, что Сольвейг уже поняла его. – Но я хочу, чтобы она была свободна. Или ты хочешь приберечь ее для Асвальда ярла?
